Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым. Отсутствует

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Москвы, какие-то вещи нужно было скорректировать и понять, но огромной разницы я не почувствовал. К тому же я как-то очень быстро сошелся с людьми старше себя, благодаря которым вошел в литературную среду. В начале второго курса это был Владимир Владимирович Рогов, который стал не просто преподавателем, но другом, мы много общались. До этого я постоянно бывал у Сани Фейнберга дома и иногда по нескольку дней жил у него. В высшей степени литературная семья!

      – Какой была в годы вашей учебы кафедра зарубежной литературы в МГУ?

      – Это грустная история…

      – Вы имеет в виду Самарина?

      – Да, и его тоже… Самой большой неудачей профессиональной для меня было то, что у меня не было учителя. Вернее, у меня были учителя, но это не учителя профессии. Вот тот же Рогов – это учитель общения, понимания литературы, вхождения в литературный круг, но профессионального филолога-учителя не было. Рогов ушел, когда я учился на третьем курсе, поругавшись с Самариным.

      – А за что Рогова выгнали?

      – Его не выгнали, он ушел сам. Ушел, после того как устроили разгромное обсуждение проекта его кандидатской диссертации по Китсу. А я был слушателем его семинара по Шекспиру, который постепенно превратился в разговор обо всем на свете. Тогда остались всего два семинариста – я и Саша Ливергант. Мы приходили к нему уже домой (вначале на съемную квартиру), Владимир Владимирович (или, как его звали в литературной среде, – Воля Рогов) что-то рассказывал, потом мы шли куда-нибудь на литературный вечер или пить пиво, а то и приезжали к нему на ночь, где пили уже разное… Он читал иногда ночь напролет стихи, рассказывал. Помню, я выхожу из Иностранки, которая тогда уже въехала в современное здание на Котельнической, а напротив был такой старорежимный пивной ларек с мокрыми столиками и огромными бочками, поставленными на попа. Встречаю Рогова, он меня манит в ларек (не помню даже, пили ли мы пиво), но помню, что он сообщил о последнем своем переводческом деле: «Перевел сонеты Милтона для тома в БВЛ». И тут же, на бочках, прочитал мне их, дав оригинал для сравнения. Были ли удивлены завсегдатаи такому перформансу? Мы как-то их не заметили, может быть, и они нас.

      – А Рогов был молод тогда?

      – Помню, когда я уже заканчивал университет, мы праздновали его сорокалетие. Когда он начал нас учить, ему было лет 35. Но выглядел он… (Смеется.) У него не было зубов, при этом у него были замашки аристократа в нищете и в изгнании. Как-то он нас привел слушать знаменитого чтеца Кочаряна, он любил очень его как армянина (Рогов был армянофил). Тот читал в зале Ленинской библиотеки. Мы стоим в фойе, курим, что-то обсуждаем, и в это время подходит некто и вмешивается, вероятно, полемической репликой в наш разговор (или того хуже – в монолог Рогова). Рогов оборачивается и с характерной интонацией трагического актера, исполняющего роль Ричарда III, произносит: «По морозцу, по морозцу, как говаривал князь Болконский!» Вот его замашки были приблизительно таковы. Он был резкий, вспыльчивый человек. Конечно, он очень много нам дал. Какое-то время общение было СКАЧАТЬ