Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ то, что я сейчас говорю, говорю не я…», «Боюсь, лишь тот поймет тебя, / В ком беспомощная улыбка человека, / Который потерял себя…». «Проклятый шов» – знак пограничности, рубежности жизни и смерти.

      По-разному называли свой век русские поэты. Чаще всего – железным, как это было у Баратынского, Пушкина и Блока. Мандельштам назвал век волкодавом, уже бросившимся на плечи поэта. Век становится «зверем»:

      Век мой, зверь мой,

      Кто сумеет заглянуть в твои зрачки…

      …………………………………

      Мне на плечи бросается век-волкодав,

      но не волк я по крови своей…

(«За гремучую доблесть грядущих веков…»)

      Все окружающее становится для поэта смертельно-опасным. Широта мандельштамовского пространства порой еще дает ощущение свободы, но она миражна. Его пространство обретает способность сжиматься, доходя до крайнего своего предела, до «точки безумия».

      Трагический герой лирики Мандельштама заперт в тесном пространстве. Для него именно простор – тесный и «одышливый», рождающий одышку, здесь нечем дышать и впору задохнуться. Есть страх пространства, его глубины, его протяженности.

      Удаленность от страха – пространство прошлых веков. Только там живет надежда на обретение творческого и человеческого покоя.

      Но и покой пронизан страхом смерти. Прежняя глубина пространства ускользает, вытесняя поэта в запертый, тесный, точно клетка с певчим щеглом, мир. Ощущение «одышливого простора» нарастает.

      Не спасает и город. Город – не убежище и не прибежище, а промежуточное пространство или даже зона бегства. Герой мечется то по улицам Киева-Вия, то по улицам Москвы, где лица людей «венозны» от нехватки кислорода, пытается вырваться из Воронежа: «Пусти меня, отдай меня, Воронеж…»

      Пространство стихотворений 30-х годов суживается до размеров комнаты. Но и комната – обманчивое пространство покоя. «…А стены проклятые тонки…» («Квартира тиха, как бумага…»), и даже знак охранной границы покоя – дверь – несет на себе отметины несвободы с ее «кандалами цепочек» («Я вернулся в мой город, знакомый до слез…»).

      «Язык пространства, сжатого до точки», – так сформулирует Мандельштам мысль об исчезающем, убывающем пространстве.

      Лирический герой стихотворений Мандельштама 30-х годов («Нашедший подкову», «Век мой, зверь мой…», «Грифельная ода», «Полдень в Москве») рожден кризисным временем, обитает в кризисном пространстве, отсюда закономерно возникает и кризис самотождественности. Герой не в состоянии ответить на вопросы о самом себе.

      Кто я? Не каменщик прямой,

      Не кровельщик, не корабельщик,

      Двурушник я, с двойной душой,

      Я ночи друг, я дня застрельщик…

(«Грифельная ода»)

      Не «каменщик» – более не поэт «Камня», «не корабельщик» – не поэт «Tristia», не плотник Петр Первый, не путешественник за «Золотым руном», но художник с подпольным ночным сознанием, СКАЧАТЬ