Любовные истории, придуманные Пушкиным. Юрий Никишов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Автор называет свое сочинение «труд игривый», «песни грешные». Красавицы, девы, которым адресована поэма, способны на «трепет любви», поэт не ставит задачей обратить своих читательниц в свою веру, ему достаточно малого внимания, подаренного «украдкой». Во втором фрагменте у поэта с некоей символической Клименой полное единодушие: «грешные песни» разжигают в читательнице страсть к греху; «жертве скучного Гимена» хочется веселья вне брака, и поэт подталкивает подобную решимость. Получается: поэт воспевает чувственность, насаждает чувственность и доволен, когда это дает результат.

      Почему так происходит? Потому что поэма создается в годы, когда любви чаще находится синоним сладострастье. Правда, в поэме перемешивается древнее и современное; древнее ставится выше: «любовь и дружбу старых лет» поэт полагает «незнаемыми в мире» (в современном мире).

      Чем же выделена «та» любовь? Тем, что предполагает верность; в остальном же она тоже держится на сладострастье. Ныне поэт исключает верность из числа добродетелей.

      Общий сладострастный элемент любви поэт ценит всего выше, и поэма сочиняется не с желанием упрекнуть современников опытом предков, а с намереньем (как в «Онегине» сказано) «жар сердца успокоить». В результате древнее подтягивается к современному, а обращение к героине поэмы перерастает в обращение к современнице – прототипу героини. Зигзаг совершает мысль поэта: начинает он с описания нрава героини, очень быстро сбивается на черты прелестницы, а под конец видит только это, причем открыто увлекается «сюжетом» своего же послания «К Щербинину» («Кто Наденьку, под вечерок, / За тайным ужином ласкает…»). Контрастный образ Дельфиры эмоционально дан вполне отчетливо, в ней «духовность» вытеснила природные инстинкты, и это ее не красит.

      Отчего же планка духовности опущена столь низко, если вообще имеет какое-либо значение? Ответ найдем и в поэме, и опять он адекватен авторскому выбору, который определен в лирике. Вещает Финн:

      Я к ней – и пламень роковой

      За дерзкий взор мне был наградой,

      И я любовь узнал душой

      С ее небесною отрадой,

      С ее мучительной тоской.

      По мысли поэта, непременно так: если любовь познается «душой», то состояние влюбленного обязательно раздваивается. А между тем желанна «небесная отрада» – и несносна «мучительная тоска». Как сохранить одно, избавясь от другого? Выбрать отношения проще, без «души»; «отрада» будет, пусть не небесная, зато без тоски…

      Итак, выбор сделан? Он надежен? Увы, нет обретений без потерь. Искателей сладострастья подстерегает свой удар.

      Но есть волшебники другие,

      Которых ненавижу я:

      Улыбка, очи голубые

      И голос милый – о друзья!

      Не верьте им: они лукавы!

      Страшитесь, подражая мне,

      Их упоительной отравы

      И почивайте в тишине.

      Воспевая чувственность, поэт сохраняет внутреннюю честность: он знает обаяние сладострастья – и расхваливает его, но он испытывал и острое разочарование – и не умалчивает о том.

      Альтернатива СКАЧАТЬ