Любовные истории, придуманные Пушкиным. Юрий Никишов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Против того, что милее, возражений нет. Но далее возникает новый поворот проблемы: дело не в самом предмете изображения, но в характере отношения к нему, в тех ассоциациях и чувствах, которые сопровождают изображение, если угодно – в самой цели изображения.

      Если смотреть на изображение драматически прерванной брачной ночи под таким углом зрения, то естествен вывод. Несмотря на то, что главный эмоциональный нерв сцены – нетерпеливая плотская страсть Руслана (и только!), сцена остается нравственно чистой и светлой. Имеет свое значение прикрытие интимностей супружескими отношениями. Поэт и далее в поэме не будет углубляться в духовную сферу любви, но он показывает союз добровольный, равный и потому естественный и привлекательный. Роль начала велика: оно задает тон, который помнится и настраивает восприятие на дальнейшее. Что-то и в дальнейшем подкрепляет эту линию, поскольку супруги верны друг другу и стремятся к воссоединению. Но в авторском повествовании – и дальше больше – целомудрие оттесняется фривольностью.

      Поэту понадобилось вернуться к описанию брачной ночи.

      Моей причудливой мечты

      Наперсник иногда нескромный,

      Я рассказал, как ночью темной

      Людмилы нежной красоты

      От воспаленного Руслана

      Сокрылись вдруг среди тумана.

      Повод к напоминанию эпизода есть: поэт обращается к описанию злоключений Людмилы и делает это от той же точки отсчета. Но нет сюжетной обязательности в ассоциативной вставке, которая нужна исключительно автору и характеризует его мировосприятие.

      С порога хижины моей

      Так видел я, средь летних дней,

      Когда за курицей трусливой

      Султан курятника спесивый,

      Петух мой по двору бежал

      И сладострастными крылами

      Уже подругу обнимал;

      Над ними хитрыми кругами

      Цыплят селенья старый вор,

      Прияв губительные меры,

      Носился, плавал коршун серый

      И пал как молния на двор.

      Взвился, летит. В когтях ужасных

      Во тьму расселин безопасных

      Уносит бедную злодей.

      Напрасно, горестью своей

      И хладным страхом пораженный,

      Зовет любовницу петух…

      Он видит лишь летучий пух,

      Летучим ветром занесенный.

      Ассоциативный перифраз отправного сюжетного события существенно понижает его. Пусть и вначале преобладала плотская страсть – она была возвышенной. Теперь она заземлена, обытовлена, задета иронически. Такова устойчивая грань авторской позиции.

      Поэт делает полемический выпад против критика, задавшего вопрос, который якобы ставит автора в тупик:

      Зачем Русланову подругу,

      Как бы на смех ее супругу,

      Зову и девой и княжной?

      Неожиданная и тайная цель автора – под видом полемики обратить внимание читателя на некоторое пикантное обстоятельство, которое, не будь этого акцента, могло бы пройти мимо сознания читателя. Прецедент значим – и повторен в «Евгении Онегине». К строкам СКАЧАТЬ