Все себя дурно ведут. Лесли М.М. Блюм

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ это время Хемингуэй держал свою наставницу под пристальным наблюдением. По собственному признанию Стайн, она переживала, что ее «никто не публикует, и нет надежды на публикации и серьезное признание»[176]. Возможность добиться публикации для нее приобрела огромное значение. В конце концов Хемингуэй помог бы ей достичь этой цели, а пока находил очевидное применение ее стиля в работе, которую, как он знал, сможет опубликовать сам[177]. Если Стайн не сумела добиться успеха со своей манерой письма, это еще не означало, что и он не сможет. До приезда в Париж Хемингуэй был озабочен «ритмом, интонациями и репликами», как однажды выразилась Хэдли, и каденции Стайн помогли ему продвинуться вперед[178]. Он открыто заимствовал у нее идеи, но придавал им «хемингуэевский» характер, делая более утонченными, притягательными, доступными для понимания. Какой смысл писать блистательную, новую и свежую прозу, если ее никто не прочитает? С каждым карандашным штрихом, сделанным в промозглой мансарде на улице Декарта, Хемингуэй втихомолку превращал Стайн из его создательницы всего-навсего в предшественницу.

      В итоге он понял, что должен направить эти уроки и упражнения на достижение важной цели. Хемингуэй мог бы переписать свой дебютный роман, как переписал рассказ «У нас в Мичигане». Да, Стайн советовала ему выбросить этот роман и начать все заново, но он не собирался слушаться всех ее советов до единого.

      В тот момент Хемингуэй никак не мог знать, что вскоре будет вынужден последовать совету Стайн и начать с нуля – независимо от своего желания.

      Глава 3

      Счастливые неудачи

      Позднее, осенью того же 1922 года, Хемингуэй покинул Париж, чтобы написать о выводе греческих войск из Восточной Фракии. После окончания Первой мировой войны Греция предприняла попытку расширить свою территорию за счет бывшей Османской империи; Турция выразила недовольство контратакой, сопровождавшейся изгнанием потенциальных завоевателей. Отраженный натиск привел, как сообщал Хемингуэй читателям «Star», к «окончанию большой военной авантюры Греции»[179].

      Затем Хемингуэя отправили в Лозанну, где была организована конференция по улаживанию греко-турецкого конфликта. Там Хемингуэй встретился со специалистом по журналистским расследованиям Линкольном Стеффенсом – точнее, «однажды вечером явился мне», как вспоминал сам Стеффенс, добавляя, что Хемингуэй произвел на него впечатление как обладатель «самого надежного будущего за границей»[180].

      Хемингуэй показал Стеффенсу написанную им телеграмму. Его завораживал «телеграфный стиль», полностью лишенный эпитетов. Невозможно было представить что-нибудь более далекое от викторианской претенциозности. Даже находясь на задании, Хемингуэй искал способы поупражняться в этом искусстве лаконичной коммуникации. Например, он объяснил, что телеграмму, которая гласила «Кемаль отрицает пожар Смирны виновны греки» редакторы у него на родине расшифруют следующим образом:

      «Сегодня Мустафа Кемаль в эксклюзивном СКАЧАТЬ