Портреты. Михаил Иосифович Черкасский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на меня тоже пылающий взгляд».

      Однако не постелью единой связаны эти люди. Уж казалось бы, что ему думать о чьей-то душе в эти полгода, подаренные судьбой, а он: «Я хочу, чтобы коричневая девушка полюбила всех добрых животных так, как люблю их я: бескорыстно». Наивно? Может быть. Но вот такого чувства дружбы, товарищества, стремления д а т ь близкому человеку то, что несет в себе, нет и в помине у Хемингуэя. Там каждый старается взять. Не думая о партнере. Как в игре. И пускай Симонов пишет о том, что проблема «самопожертвования, готовности отдать жизнь за други своя – неотделима от представления Хемингуэя о том, что следует называть любовью и что не следует, о людях, с личностью которых слово „любовь“ сочетается и о тех, с кем оно не сочетается и употребляется всуе», – все это всуе, все это остается личным ослепленным взглядом Симонова. И к Хемингуэю не имеет никакого касательства. Скорее, к Фидлеру и еще многим.

      Жаль только, что Аркадий Фидлер не догадался убить Веломоди. Тогда «образ» ее достиг бы хемингуэевских высот, точнее – Кэтрин Баркли, лучшей женщины, которую он подарил литературе. Конечно, англичанка Кэтрин принадлежит к одной из самых цивилизованных наций. Веломоди же представляет свою деревушку где-то на уровне Вильгельма Завоевателя или Ричарда Львиное сердце. Конечно, Веломоди не знает таких ученых оборотов, как «да, милый, нет, милый», но в остальном она ни в чем не удаст мисс Баркли.

      Бездуховность хемингуэевских женщин общепризнана: «он не может быть ни Дороти, ни Маргарет, ни отрицательной, но влекущей к себе Брет… Все эти фигуры написаны не изнутри, а со стороны. Они либо однопланны, даже при всей их убедительности, либо поверхностны и фактографичны» (И. Кашкин). Но с годами первобытная чистота Кэтрин перерождается в нечто очень похожее, но совсем иное.

      Здесь мы должны сослаться еще на один авторитет – Э. Соловьева. Статья его «Цвет трагедии – белый» напечатана в сборнике «Искусство нравственное и безнравственное». Под данным углом философ Соловьев и разглядывает писателя. «Любовь, как ее понимает Хемингуэй, есть единство выбранного мира, которое обязывает к физической близости. В пику ханжам можно было бы сказать, что уклоняться от этой последовательности не только трудно, но и безнравственно».

      Однако же и господа философы иногда очень хорошо знают предмет, о котором пишут, и надеюсь, что тоже, как и герои Хемингуэя, не уклонялись. И недаром та, Первая, сказала Томасу Хадсону (и, наверное, Соловьеву): «Тебе всегда кажется, что физическая близость – это в любви все». Хадсон и от этого не уклонился. Так же, как остальные герои. Все чаще, тверже, единственнее «любить» для героев Хемингуэя приобретает узкий «прикладной» смысл – спать. Не случайно Томас Хадсон прежде всего вспоминает альковное. Но чем жили? О чем думали? Что грело их, заботило, тянуло, сближало? – об этом ни звука. Где то, что роднит только этих СКАЧАТЬ