Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века. Евгений Борисович Глушаков
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века - Евгений Борисович Глушаков страница 14

СКАЧАТЬ сказал, что: «Есть среди них один замечательный – Маяковский». И на вопрос: «Что же в нём замечательного?» – ответил: «Демократизм».

      А разве ни за то же самое качество – народность, Блок почитал Алексея Максимовича Горького полезнейшим и необходимейшим писателем России? Вспомним, сколь демократичны были идеалы семьи Бекетовых, в которой воспитывался поэт. В этой связи, прежде всего, припоминается исполненная самых благородных и гуманных устремлений просветительская работа его бабушки, тёток, матери, знакомивших российскую публику с шедеврами мировой литературы.

      Об умонастроении дедушки поэта – Андрея Николаевича Бекетова можно судить хотя бы по забавному эпизоду, приключившемуся с ним в Шахматово. Как-то, выйдя за ограду своей усадьбы, повстречал Андрей Николаевич мужика, тащившего из Бекетовского леса срубленное тайком дерево. Смутившийся барин не придумал ничего лучшего, как предложить вору: «Тебе тяжело, Трофим. Я помогу».

      Пожалуй, и не было в эпоху Льва Николаевича Толстого иначе настроенной интеллигенции. Об отношении самого Блока к великому старцу можно судить по воспоминаниям Ахматовой. Однажды в разговоре с Александром Александровичем она упомянула, что поэт Бенедикт Лифшиц жалуется на то, что Блок уже одним своим существованием мешает ему писать стихи. Александр Александрович даже не улыбнулся, но вполне серьезно заметил: «Я понимаю это. Мне мешает писать Лев Толстой». Да и кого бы ни подавила творческая мощь одного из величайших русских писателей? В некоторых стихах поэта нетрудно разглядеть даже сюжетную перекличку с прозой Льва Николаевича:

      НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

      Марии Павловне Ивановой

      Под насыпью, во рву некошенном,

      Лежит и смотрит, как живая,

      В цветном платке, на косы брошенном,

      Красивая и молодая.

      Бывало, шла походкой чинною

      На шум и свист за ближним лесом.

      Всю обойдя платформу длинную,

      Ждала, волнуясь, под навесом.

      Три ярких глаза набегающих —

      Нежней румянец, круче локон:

      Быть может, кто из проезжающих

      Посмотрит пристальней из окон…

      Вагоны шли привычной линией,

      Подрагивали и скрипели;

      Молчали жёлтые и синие;

      В зелёных плакали и пели.

      Вставали сонные за стёклами

      И обводили ровным взглядом

      Платформу, сад с кустами блёклыми,

      Её, жандарма с нею рядом…

      Лишь раз гусар, рукой небрежною

      Облокотясь на бархат алый,

      Скользнул по ней улыбкой нежною…

      Скользнул – и поезд в даль умчало.

      Так мчалась юность бесполезная,

      В пустых мечтах изнемогая…

      Тоска дорожная, железная

      Свистела, сердце разрывая…

      Да что – давно уж сердце вынуто!

      Так много отдано поклонов,

      Так СКАЧАТЬ