Скуки не было. Бенедикт Михайлович Сарнов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Поверить в это было невозможно.

      Александр Львович Дымшиц был одной из самых одиозных фигур тогдашнего литературно-партийного истаблишмента, о чем весьма красноречиво свидетельствует ходившая тогда про него эпиграмма:

      Там на неведомых дорожках

      Следы невиданных зверей.

      Там Дымшиц на коротких ножках —

      Погрома жаждущий еврей.

      При такой роли и такой репутации никакого резона «выбирать свободу» и просить политического убежища хоть в ФРГ, хоть в другой какой-нибудь капиталистической стране, у него не было.

      С другой стороны он – как-никак – был евреем, и государственный советский антисемитизм мог достать и его.

      К тому же в ФРГ у него было много влиятельных друзей, там о нем могла сохраниться и добрая память.

      Сразу после капитуляции Германии майор Дымшиц был назначен ответственным за немецкую культуру. В составе советских оккупационных войск он был чем-то вроде министра. Он организовывал какие-то пайки голодавшим немецким писателям, актерам, художникам. Роль его в послевоенной Германии была огромной. Сам он, смеясь, говорил, что был тогда в должности Геббельса. (Он, конечно, говорил, – анти-Геббельса). О майоре Дымшице, который стал тогда их спасителем, много лет спустя с придыханием вспоминали потом Эрнст Буш и Елена Вайгель – блистательная актриса, вдова Брехта.

      Так что слух о том, что Дымшиц «выбрал свободу», мог возникнуть и не на пустом месте. И Борис клюнул на эту приманку. И когда полчаса или сорок минут спустя другой участник розыгрыша шепнул ему: «Вы слышали? Дымшиц…», он с важностью ответил: «Да, мне это уже известно».

      Я заранее предвкушал, какое удовольствие доставлю Борису своим рассказом о моей беседе с кагебешником, какой «информацией к размышлению», какой обильной пищей станет он для его мощного аналитического ума.

      И вот мы с ним – в той же Малеевке – медленно гуляем по так называемому «большому инфарктному кругу». И я рассказываю. А он – слушает.

      Слушает, к вящему моему удовольствию, с острым и все возрастающим интересом, вдохновляющим меня на припоминание всё новых и новых подробностей.

      Вот мы уже завернули на второй круг.

      Я чувствую, что рассказ мой имеет успех.

      И я не сомневаюсь, что ему нравится, как аккуратно, дипломатично провел я эту беседу, ловко обойдя все расставленные мне моим собеседником капканы и ловушки.

      И вдруг Борис останавливается, разворачивается на сто восемьдесят градусов, останавливается против меня, прочно и широко расставив ноги, и, как ведро холодной воды, обрушивает на меня свой вывод. Свой окончательный, не подлежащий обжалованию приговор:

      – Ох, и много же лишнего вы ему наговорили!

      «Я был чужим на этом празднике любви»

      Говоря кагебешнику, что, когда мой друг Мандель решил уезжать, я был решительно против этого его намерения и даже уговаривал его от него СКАЧАТЬ