Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество. Игорь Евгеньевич Кокарев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ было не трудно, тем более, что ничего плохого я в них не обнаружил. Но от одного названия «Кафедра идеологической работы и пропаганды» уже становилось неловко. Что-то, видно, менялось в общественной атмосфере, если стало стыдно отвечать на вопрос, где ты работаешь.

      В годы перестройки нелепо погибнет Юра Пищик вместе с красавицей Риммой, до сих пор вздрагиваю от этого страшного факта. Где-то на дорогах Испании рухнет ведомая им машина с головокружительного горного серпантина на скалы. Обезображенные тела привезут в закрытых гробах в Москву, и на похоронах, уже оторванные друга от друга обстоятельствами новой жизни, мы с другим Юрой будем стоять снова рядом и глотать бесполезные слезы. Спустя еще 10 лет бурной жизни в бизнесе и в политике тихо и одиноко скончается и Юра Любашевский. После того, как похоронит свою единственную женщину, старенькую больную мать Софью Семеновну, с которой он никогда не расставался…

      Через 50 лет напишет мне в Америку уже по поводу развязанной в 2014 году войны на Донбасе мой друг, гимнаст и ученый-ядерщик Виктор Косогоров, вспоминая наши идеологические споры между подходами к снарядам: «Советская власть – это сознательно введенная коммунистами (большевиками) маскировка их (вначале кучки террористов, а потом разросшейся партии с военизированными охранными структурами) диктатуры. Крепко сработанная машина, на славу. Им бы такие „Жигули“ делать»…

      Глава 7.

      Арбатовский институт. Янки при дворе…

      Мне не пришлось воевать. Жаль, не вышло умереть в бою, что было бы, наверное, счастьем для Павки Корчагина. Время служения много значит. Да, я не угодил в тюрьму. Повезло не сидеть в психушке. Да, участвовал в комсомольских стройках. Да, народ был для меня высшей инстанцией и мерилом добра. Да, сотворил себе кумиров, но пришла пора, и я стал презирать и политику и политиков. Да, долго гордился историей своей страны из школьного учебника. Нет, никогда не был антисемитом. Не предавал друзей и не лез вперед по головам. Нет, не знал, что советский социализм – тупиковая ветвь цивилизации и улучшал его, не подозревая, что расшатываю лодку.

      Нет, не вышел в 1968-м с героической семеркой на Красную площадь, не звали. Не знаю, выдержал бы пытки, если б пытали. Но сломленным, опущенным не жил бы. Жить выпало с расшатанным, раздвоенным, неуверенным сознанием, с перепутавшимися ценностями, сбившимся нравственным ориентиром, тоскуя по революционным идеалам и маясь невостребованной энергией социального творчества. И Достоевский не разобрался бы в этой путанице.

      В Институт США я попросту сбежал из партийной Академии при первой возможности. Институт был недавно создан, считался элитным и мне просто повезло, что Эдуард Александрович Иванян, завотделом внутренней политики США, бывший дипломат, проработавший полжизни в США, формировал свой отдел. Он искал социолога-культуролога со знанием американского кино и телевидения.

СКАЧАТЬ