Реликварий ветров. Избранная лирика. Александр Радашкевич

Чтение книги онлайн.

      Утром рухнуло старое дерево

      под окном. Я не мог не заметить.

      И смотря на его мельтешащие листья,

      вспомнил, как волосы трепал однажды ветер

      на темени покойного соседа, и понял,

      что неживое мотало ветвями

      дерево все эти летние луны

      и неживое – все солнца

      зимние.

      I

      Мне нечего сказать тебе о Риме, о том,

      что кошки утаили, достойно пяля снизу

      вверх и янтари и хризолиты, не веря в наши

      скользкие личины, бродя по мрамору и

      травертину, несытыми хозяевами были. Мне

      нечего сказать тебе о Риме, о плоти

      сахарной колонн и полых взорах статуй,

      которые, верь, в оный день не преминут

      нам гаркнуть резкости в захламленное ухо на

      гуттаперчевой латыни, притопнув

      сокрушительной стопой. Мне нечего сказать

      тебе о Риме, пока не проросли на Авентине

      мои следы наивною травой, пока из Тибра

      швейцарский пёс не выволок брезгливо

      за шиворот самоубийцу кроткого, пока

      замшелы выи ватиканских пальм. Мне нечего

      сказать тебе о Риме: там без меня уже

      снуют в обнимку с мёртвыми живые и тянут

      пенку капуччино, зеницу ока пряча от греха,

      чтоб Божий день насквозь не видеть.

      II

      Круглый срез ночного моря.

      Отражая спиною осенний закат,

      засыпает в садке пучеглазая рыба,

      слыша, как мается ветер над пирсом, то

      продвигая набухшие тучи, то

      нагоняя ухабные волны.

      Так и

      ведётся: что очевидно, то

      безусловно. Не о чем думать,

      чёртова кукла.

      I

      Сквозь сеть напечатленных взглядов —

      с бурого купола хрупкой громады

      Санта-Мария дель Фьоре —

      уронил я утром сердце

      в этот сентябрьский солнечный город

      (в глухонемую охру и неподкупную

      просинь), —

      не вздохнув

      о Риме и о мире,

      позабыв исконные заветы

      перелётных стай.

      II

      Под набережной Арно – толкотня полу —

      пудовых крыс. Из мрамора

      пилюли заказав,

      замкнулись Медичи в привольных саркофагах

      до дня сулёного.

      А в Академии как в будни, так

      и в воскресенье, держа пращу

      перстами игреца,

      гримасой умысла Давид стращает

      несостоявшиеся души.

      I

      Когда из лакового гроба неуправляемой гондолы

      тебе (и никому

      другому)

      на СКАЧАТЬ