Пушкин в русской философской критике. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ есть дивное откровение поэзии младенческих народов. Дикари полюбили неведомого пришельца, Овидия, чувствуя в нем родную стихию – свою волю, свою простоту. В житейских делах поэт беспомощнее, чем они сами:

      Не разумел он ничего,

      И слаб, и робок был, как дети;

      Чужие люди за него

      Зверей и рыб ловили в сети;

      Как мерзла быстрая река

      И зимни вихри бушевали,

      Пушистой кожей покрывали

      Они святого старика.

      Вот в первобытной жизни – зародыши высшей, еще ни разу в истории не осуществленной культуры: дикари преклоняются перед гением. Это – единственная власть, которую они признают. Они чтут, как святого, этого слабого, бледного, иссохшего, ничего не разумеющего старика, у которого – «песен дивный дар и голос, шуму вод подобный».

      Но Алеко ужаснулся бы бездны, отделяющей его от природы, если бы мог понять старого цыгана, для которого нет добра и зла, нет позволенного и запрещенного. Любовь женщины кажется этому естественному философу высшим проявлением свободы. Алеко смотрит на любовь, как на закон, как на право одного человека обладать нераздельно телом и душою другого. Любовь для него – брак. Для старого цыгана и Земфиры любовь – такая же прихоть сердца, не подчиненная никаким законам, как вдохновение дикой песни, голос которой «подобен шуму вод». Первобытная поэзия воли слышится в песне цыганки, издевающейся над правом собственности в любви, над ревностью мужа:

      Старый муж, грозный муж,

      Режь меня, жги меня:

      Я тверда, не боюсь

      Ни ножа, ни огня.

      Ненавижу тебя,

      Презираю тебя;

      Я другого люблю,

      Умираю, любя.

      Алеко не выносит свободы – обнаженной правды в любви. Цыган жалеет Алеко, но не может скрыть от него, что одобряет Земфиру, которая изменила мужу и выбрала себе любовника по прихоти сердца, по единственному верховному закону любви. Любовь – игра, случай, стихийный произвол. Какая может быть в ней верность и ревность, какое добро и зло, когда все упоение любви заключается в том, что она вне добра и зла?

      Взгляни: под отдаленным сводом

      Гуляет вольная луна;

      На всю природу мимоходом

      Равно сиянье льет она;

      …

      Кто место в небе ей укажет,

      Промолвя: там остановись!

      Кто сердцу юной девы скажет:

      Люби одно, не изменись!

      Эта последняя свобода приводит к последнему всепрощению – к божественному милосердию Франциска Ассизского. И его религия была возвратом к детской простоте и невинности.

      Птичка Божия не знает

      Ни заботы, ни труда…

      Этот гимн первобытной беспечности напоминает лучшие молитвы, сложенные на цветущих холмах Назарета или в долинах Умбрии[94]. Это – звуки, как будто прилетевшие из незапамятной древности, когда человек и природа были еще одно. Алеко – культура и язычество; старый цыган – природа и милосердие.

      К чему? Вольнее птицы младость.

      Кто в силах удержать любовь?

      Чредою всем дается радость;

      Что СКАЧАТЬ