Память прошлых других. Как трансцендентальная экспликация историчности: к онтологии исторического сознания. В. В. Шлыков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ то изучению человеческих экзистенции и воли (книги «Карл Ясперс и философия существования» (1947) и двухтомная «Философия воли» (1950—60)), то эпистемологии истории («История и истина» (1955)), то теории нарратива и дискурса («Живая метафора» (1975), «Теория интерпретации. Дискурс и избыток значения» (1976) и «Время и повествование» (в трех томах, 1983—1985)), то, наконец, герменевтики исторического состояния («От текста к действию. Очерки по герменевтике» (1986), «Я-сам как другой» (1990)). В «Памяти, истории, забвении» все эти темы, дополненные феноменологией памяти и эсхатологическим анализом забвения, формируют грандиозное полотно, призванное ответить на один простой, но крайне важный для кантиански ориентированного автора вопрос: «что значит помнить?». Помнить, разумеется, исторически – в истории и ради истории. И если раньше Рикёр ещё мог называть историю «исследованием» [Рикёр. История и истина, с. 39], то теперь история – это воспоминание, хорошее или плохое. Нас, собственно, интересует не подробное рассмотрение всех смыслов этой богатой на них книги, но лишь те ходы мысли, что приводят Рикёра к трём неординарным и для нас очень весомым выводам: 1) принципиальному онтологическому различению памяти и воображения, 2) троякой атрибуции памяти, и 3) разграничению бывшего и минувшего в контексте исторического состояния (condition historique). Мы попытаемся понять ту технику мысли, с помощью которой наш автор пришёл к этим выводам, а также ту роль, которая возлагается теперь на историчность, взятую в герменевтическом и этико-политическом измерении.

      Первая часть книги – «О памяти и припоминании» – начинается с указания на греческие корни вопроса о памяти: «у греков было два слова – mnêmê и anamnesis – для обозначения, с одной стороны, воспоминания, рождающегося в конечном счете пассивно, так что его появление в голове можно характеризовать как чувство – pathos; с другой стороны – воспоминания как объекта поиска, обычно называемого вспоминанием, припоминанием» [ПИЗ, 21]. Это соответствует, продолжает Рикёр, «раздвоению на когнитивный и прагматический подходы», на вопросы «что помнить» и «как помнить», и позволяет оценить память не только как эпистемологическую подпорку истории, но и как деятельность по созиданию последней. Однако и на том, и на другом пути память поджидает его главный конкурент – воображение, «поставить на место» которое означает избавить воспоминание от постоянного и заведомо проигрышного сравнения с эталоном, во-первых, и во-вторых, от включения его в более общую проблематику образа, eikôn, и отпечатка, typos. Для этого – первого и исключительно важного – шага Рикёр предлагает противопоставить два «рассуждения на эту тему, два topoi: платоновское и аристотелевское» [ПИЗ, 24]. Первое, из «Теэтета», говорит о памяти как представлении в настоящем отсутствующей вещи: какого рода это отсутствие, не столь важно, гораздо важнее, что образ, который возникает в наших душах в настоящем, есть отпечаток некогда воспринятого. Тем самым, он подпадает под общие вопросы, связанные с воображением: подражание (mimesis) СКАЧАТЬ