Память прошлых других. Как трансцендентальная экспликация историчности: к онтологии исторического сознания. В. В. Шлыков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ изобретатели, создававшие новое из подручных, сырых, но уже духовно обработанных материалов и т. д. Но от поверхностного путь ведет нас в глубины» [там же, с. 212]. В этих глубинах – скрытый исток традиции, первое деяние, «первая творческая активность». Будучи уникальным, учреждающим фактом, этот «исторический исток становится незаменимым, а стало быть, инвариантным» [там же, с. 41]. И вот уже эта новая инвариантность, инвариантность того, «что, будучи реальным, никогда не может быть повторено, сменит в принципе, в некоей истории истоков, инвариантность эйдетическую, то есть инвариантность того, что может быть по желанию и бесконечно повторено» [там же, с. 41]. Речь, конечно же, не идёт о перводействии в некоторой неопределённой просто истории, задействованной только тем фактом, что человечество существует веками, следовательно уже этим имеет историю; не важно даже имя того «первогеометра», который, будь он и сам Фалес, совершил нечто, доселе небывалое; куда важен смысл, точнее, перво-учреждение смысла, которое и порождает собственно историю как реактивацию и традирование того перво-смысла. Таким образом, историчность перво-начала есть не то же, что и историчность порождаемой им истории: скорее, здесь существуют отношения субсумпции, то есть эйдетического подчинения второго первому. Иначе говоря, первая историчность есть историчность чистая, вторая – эмпирическая.

      Однако, – и это также следствие новизны рассматриваемого вопроса, дотоле не входившего в феноменологические итинерарии, – эти эйдетические единичности, единичности учреждающих актов соответствующих традиций, уже не оцениваются как трансцендентально самодостаточные и варьируемые независимо от их исторического воплощения. Теперь они узнаются лишь фактически, исходя из уже данной и живой традиции, теперь они свидетельствуют о той предшествовавшей почве до-традиционального опыта, существование которой априори необходимо, теперь, наконец, они обеспечивают тождество реактивируемого и изначального смысла, без которого история была бы лишена традициональной прозрачности и, следовательно, самой традиции. Именно исходя из такого представления единичностей становится возможным говорить о традиции как «историческом эфире» [там же, с. 46]. Такой эфир одновременно и прозрачен для соответствующей традиции, способствуя традированию, и плотен ровно настолько, чтобы это традирование не прерывалось и ощущалось как постоянно необходимое. Этот эфир есть «смысловое единство традиции» [там же, с. 50], и, как таковой, он предшествует очевидности аксиом и служит им обоснованием. Как замечает Деррида, «аксиоматика в целом, отталкиваясь от которой только и может обрести смысл любой идеал исчерпывающей и точной дедуктивности, только и может впоследствии возникнуть вся проблема разрешимости, предполагает уже некое оседание (sedimentation) смысла, то есть некую изначальную очевидность, радикальное основание, лежащее в прошлом» [там же, с. 56]. Итак, речь идёт СКАЧАТЬ