Он упоминает других участников битвы:
Несокрушимые полководцы —
[?] и шелковица…
Вишней пренебрегли…
Черешня преследовала…
Весьма бесстрастная груша…
Малиною
не насытиться…
Слива – дерево,
Которое невзлюбили люди…
Такова же и мушмула…
С точки зрения поэзии все эти характеристики кажутся бессмысленными. Малиной вполне можно насытиться; сливу любят; древесина груши горит столь ярко, что на Балканах ее часто используют вместо кизила для разведения сигнальных огней; из шелковицы не изготавливают никакого оружия; вишней никогда не пренебрегали, а во времена Гвиона она ассоциировалась с Рождеством в широко распространенной версии Евангелия Псевдо-Матфея. Черешня никого не «преследовала». Совершенно очевидно, что эти восемь наименований садовых фруктовых деревьев и еще одно, утраченное, вместо которого я подставил «пихта», были коварно изъяты кем-то из следующего загадочного фрагмента поэмы:
Из девяти различных даров,
Из плода плодов,
Из плодов Господь сотворил меня… —
и заменены названиями девяти лесных деревьев, которые действительно вышли на поле брани.
Трудно сказать, является ли история «плодового человека» частью «Битвы деревьев» или это некая речь персонажа, поэтическая попытка представиться, подобная четырем другим, в жестоко перепутанном виде вошедшим в состав «Битвы деревьев»: их явно произносят Талиесин, богиня цветов Блодуэд, мифический предок кимров Ху Гадарн[41] и бог Аполлон. В целом я склонен считать, что история «плодового человека» на самом деле неотъемлемая часть «Битвы деревьев»:
Девять даров (строки 145–147)
Ниспослал мне Господь:
Девяти деревьев
Я кровь и плоть —
Сливы, айвы, (строки 71, 73, 77, 83,
Шелковицы, рябины, 102, СКАЧАТЬ
39
40
От валлийского «glain» – «драгоценность».
41