Памяти близких. Сборник эссе. Вячеслав Киктенко

Чтение книги онлайн.

      Это вообще чушь собачья. – порешила «датская» писательская общественность, легко сдавшаялся перед антоновским авторитетом. О чём он позднее сам сожалел.

      Антонов был честный человек, и рвавшееся у него с языка слово «сумасшедший дом» не произнёс. Он знал, что такое карательная медицина в то время.

      Позже, когда мы стали близкими друзьями и коллегами по журналу, я иногда едва ли не скотиной называл моего старшего друга Антонова, материл за погубленных поэтов. До этого, ещё работая в издательстве, я всё же пробил первую, хотя и сильно порезанную книжечку Соловьёва.

      Мы спокойно говорили обо всём, и во многом сроднились с Антоновым. Он уже не был таким «классическим ортодоксом», и мне иногда удавалось пробить через его отдел поэзии несколько подборок Соловьёва, и Лукбанова, и Мармонтова. И он искренне хвалил того же Соловьёва. Повторяю – искренне!

      Умные люди меняются со временем. Он уже и в Твардовском успел к тому времени разглядеть некую однообразность, сухость, и – главное – некие нотки приспособленчества (вынужденного, наверно). Никоим образом не судил классика, но словно бы охладел к нему. Горизонт Антонова расширился, он писал всё лучше, как бы подбираясь, наконец-то, к самому себе, и однажды написал такое:

      ПЛАЧ

      Продали задешево, схоронили заживо

      Милого, хорошего, моего, не вашего.

      Уводили из дому, отравляли горькою,

      Хмурого, нечистого возвращали с зорькою.

      Знала я и чуяла, чем всё это кончится,

      Плакала, к врачу вела – вспоминать не хочется.

      Тёртые да битые, вы, как он, не глупые,

      Лавочники сытые, псы золотозубые.

      Что вам все последствия? Попадётесь, справитесь.

      От стыда под следствием сроду не удавитесь.

      Чёрные все вороны, но бывают белые…

      Долго жить ворованным не умеют бедные.