Собрание сочинений. Том 5. Евгений Евтушенко

Чтение книги онлайн.

      Полковник, вероятно, был чудак,

      но только в чудаках есть божья искра.

      Про перевал шепнул полковник так,

      как будто бы про Пушкина: «Он близко…»

      И «газик» наш, рванувшись, перегнал

      с погибшим Грибоедовым повозку

      и вдруг, хрипя, забуксовал по воздуху —

      и Пушкинский открылся перевал…

      Теперь все оправданья не спасут!

      Да и не надо! От игры в поэтов

      жизнь привела туда, где Грибоедов,

      туда, где Пушкин, – привела на суд.

      И я, такого жалкого, внизу

      себя увидел… Дотянусь я разве?

      Как я сюда дойду и доползу

      с прилипшей к башмакам низинной грязью?

      Не то что глотка – а глаза рычат,

      когда порой от грязи спасу нету.

      Так что ж – как новый Чацкий закричать

      на модный лад: «Ракету мне! Ракету!»

      Но, даже и ракетой вознесен,

      несущийся быстрей, чем скорость звука,

      увижу я, как будто страшный сон,

      молчалиных тихоньствующих сонм

      и многоликость рожи Скалозуба.

      Но где-то там, поземицей обвит,

      среди видений – дай-то бог, поклепных! —

      на перевале Пушкинском стоит

      и все-таки надеется полковник.

      Надеются мильоны добрых глаз,

      надеются крестьянок встречных ведра,

      и каждою своею каплей – Волга,

      и каждым своим камешком – Кавказ,

      и женщина, оставшаяся за

      негаданным изгибом поворота,

      откуда светят даже не глаза,

      а всполохом всплывает поволока.

      Почти кричу: «О, не надейтесь вы!» —

      и страшно самому от крика этого.

      Полковник, друг, – не Пушкин я, увы!

      Кого везут? Да нет, не Грибоедова.

      Я слаб. Я мал. Я, правда, не злодей,

      не Бенкендорф, не подленький Фаддей,

      но это ль утешенье в полной мере?

      Конечно, утешают параллели,

      что даже и великие болели

      болезнями всех маленьких людей.

      Был Пушкин до смешного уязвлен

      негромким чином, громким вздором света.

      И сколько раз поскальзывался он

      на хитром льду дворцового паркета!

      А Грибоедов! Сколько отняла

      у нас тщета посольского подворья!

      Тебе, создатель «Горя от ума»,

      ум дипломата жизнь дала от горя.

      Пора уже давно сказать, ей-ей,

      потомкам, правду чистую поведав,

      о «роли положительной» царей,

      опалой своевременной своей

      из царедворцев делавших поэтов.

      И гений тоже слабый человек.

      И гению альков лукаво снится,

      а не одни вода и черный хлеб

      и роковая ласка власяницы.

      И он подвержен страху пропастей,

      подвержен жажде нежности властей,

      подвержен тяге с быдлом быть в комплоте,

      подвержен СКАЧАТЬ