Дом Поэта. Лидия Чуковская

Чтение книги онлайн.

      Анна Ахматова, встречаясь с М. Зенкевичем, старым своим товарищем по Цеху Поэтов, пыталась в беседах с ним восстановить историю акмеизма? А, вы думаете, она в самом деле интересовалась историей? Как вы наивны! Слушайте, я вам сейчас объясню: «Он рассказывал ей свои сказки, и она наслаждалась, снова переживая старые приключения, и впивала в себя похвалы своей красоте» (66) [63]. Маршак задыхаясь говорил о Шекспире и Пушкине? И вы, простаки, верили, что он в самом деле любил поэзию? Вот я вам сейчас объясню: он просто втирал очки, чтобы придать низкопробным поделкам возвышенный вид… Надежду Яковлевну не проведешь. Тынянов открыл какую-то там теорию смены лирического героя? А вот я вам сейчас объясню: это была высоконаучная теория, удобная для приспособленцев.

      «Запад, впрочем, все переварит», – говорит Надежда Яковлевна о мемуарах Георгия Иванова (161) [149]. Почему же только Запад? И только мемуары Иванова? «Вторую книгу» Н. Мандельштам с аппетитом проглотит и переварит Запад, Восток, Юг и Север. Столько сплетен, и всё по большей части о знаменитостях! Ее книга всем по плечу, она до краев переполнена клеветами и сплетнями; из нее выходишь на свежий воздух, словно из ресторана ЦДЛ.

      Даже похороны Анны Ахматовой Надежда Яковлевна озирает оком опытной сплетницы. Никакого чувства братства, общности, единения в горе с людьми, пришедшими, как и она, поклониться Ахматовой. Одни пересуды. Одна брезгливая наблюдательность. В корреспонденции Н. Мандельштам с похорон сообщается, что «невская вода сохраняет кожу, и у старушек были нежные призрачные лица»; что современницы Ахматовой явились на похороны «в кокетливых петербургских отрепьях…» (117) [109]. Ни единой мысли о покойнице, если не считать сплетнического сообщения, будто Ахматовой под старость «мерещилось, что все в нее влюблены» (118) [110]. Так размышляет Надежда Яковлевна, стоя над гробом. За всеми этими сообщениями – равнодушие случайного прохожего, а не горе близкого друга. Судит – стоя у гроба – и Ахматову и тех, кто пришел проводить ее, ставит отметки за искренность слез и рыданий, сама проявляя одно равнодушие. Из репортажа о похоронах мы узнаём, кто и в какой степени осиротел; кто из молодых людей, окружавших Ахматову в последние годы, привязан был к ней бескорыстнее, чем остальные; в ком Ахматова верно угадала дарование, а в ком ошиблась. Сплетня и Надежда Яковлевна неразлучимы, самая смерть Ахматовой не заставляет ее ни на минуту уняться. Тут же, на страницах о похоронах, она пускает в ход уже даже не сплетню, а клевету, злодейскую и преступную, о Нине Антоновне Ольшевской, одном из ближайших друзей Анны Андреевны и приятельнице семьи Мандельштам.

      О Нине Антоновне Ольшевской Ахматова говорила: «я люблю Ниночку как родную дочь». После первого ареста Мандельштама в квартиру арестованного, по свидетельству Ахматовой, «женщин приходило много». Среди них «ясноокая, стройная и необыкновенно спокойная Нина Ольшевская». Когда О. Мандельштама отправляли в ссылку, в Чердынь, то, по свидетельству СКАЧАТЬ