Авторология русской литературы (И. А. Бунин, Л. Н. Андреев, А. М. Ремизов). И. П. Карпов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ того, лермонтовского, открытого признания (“Грядущее тревожит грудь мою…”), но в романе “Жизнь Арсеньева. Юность”, обращенном к детству и юности автобиографического персонажа, повествуется о многом, о чем в ранних рассказах писателя или умалчивалось, или что присутствовало в подтексте. В некоторых случаях – наоборот: ранние рассказы существенно дополняют автобиографический роман.

      Понимание литературно-художественного произведения как объективации внутренних (экзистенциальных) сил автора позволяет увидеть в рассказах Бунина 1887–1909 годов, во-первых, предугадывание молодым писателем возможных вариантов собственной судьбы, своего будущего; во-вторых, отражение эмоциональных состояний, которые оформились в ранний период творчества и сопровождали писателя на протяжении всей его жизни.

      2.2. Судьба как метафизическое существование

      Проспекция судьбы как метафизического существования (жизнь вне бытовых интересов, стремление к возвышенному) имеет свою эмоционально-хронотопическую парадигму, отчетливо выявляющуюся при сопоставлении таких разных по своему эмоциональному тону рассказов, как “Перевал” (1892–1898), “Туман” (1901) – “Святые Горы” (1895), “Далекое” (1903–1926).

      Интенциальное содержание авторского сознания (направленность сознания на те или иные сферы бытия), воплотившееся в этих рассказах, определяется соотношением “я” (субъекта речи) – и мироздания, “я” – и смысла человеческой жизни; а также сопоставлением “я” – и человеческой истории, “я” – и природно-предметного мира.

      Первый аспект интенциального содержания представлен в образах ночи, тумана, холода.

      “Ночь давно, а я все еще бреду по горам к перевалу, бреду под ветром, среди холодного тумана, и безнадежно, но покорно идет за мной в поводу мокрая, усталая лошадь, звякая пустыми стременами”

(“Перевал”) (2: 7).

      “Туман тесно стоял вокруг, и было жутко глядеть на него”

(“Туман”) (2: 206).

      Второй аспект интенциального содержания выражается в образах дня, солнца, тепла.

      “С полей уже тянуло теплом. Облака светлели, таяли. Жаворонки, невидимые в воздухе, напоенном парами и светом, заливались над степью безотчетно-радостными трелями”

(“Святые Горы”) (2: 52).

      “В небе блестят и кудрявятся белые облака, всюду столько света и радости, как бывает лишь в июне, и все неподвижнее становится воздух к полудню”

(“Далекое”) (2: 252).

      В соответствии с данной двунаправленностью авторского сознания в повествовании представлены и два эмоциональных комплекса, сопровождаемые попытками рационального объяснения своего мировосприятия.

      В рассказах трагической направленности преобладают чувства страха, одиночества, тревоги, недоумения (“я” и мироздание, “я” и смысл человеческого существования).

      “Я чувствую, на какой дикой и безлюдной высоте я нахожусь, чувствую, что вокруг меня только туман, обрывы…”, “Я весь дрожу от напряжения и усталости…”, “с ужасом озираюсь”

(“Перевал”) (2: 8).

      “…Непроницаемая СКАЧАТЬ