Авторология русской литературы (И. А. Бунин, Л. Н. Андреев, А. М. Ремизов). И. П. Карпов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ к патриархальной Москве; и удаленность от цензуры Петербурга… Так и сложилась эта своеобразная духовная атмосфера независимого творческого созерцания, дерзающего по-своему видеть и честно выговаривать узренное, не считаясь ни с чем, кроме личной религиозной, художественной или познавательной совести…

      Помещичья усадьба была достаточно состоятельна, чтобы не гнаться за государственной службой, посматривать на правительство независимо и – то вольнодумно обособляться, то консервативно смыкать ряда на дворянских или земских выборах. Она была достаточно состоятельна, чтобы дать своей молодежи утонченное, всесветно обогащенное образование и не нуждаться в профессиональном применении его, выдвигая то свободного ученого (Б. Н. Чичерин), то всеотвергающего художника (граф Л. Н. Толстой), то кочующего западника (И. С. Тургенев); но она была достаточно самостоятельна и для того, чтобы освободить своего отпрыска от всякого образовательного ценза, предоставить его собственному, самородному, уму и ненасытному чтению, с тем чтобы увидеть его потом в звании российского академика (И. А. Бунина)” (

Ильин 1996:210–211).

      “Крестьянская, простонародно-всенародная стихия – вот, наряду с усадьбой, второй исток творчества Бунина. В эту стихию он вжился во всей ее первоначальности; он принял в себя весь ее первобытный отстой с его многовековою горечью, с его крепкой ядреностью, с его соленым юмором, с его наивной неопределенно-татарскою жестокостью, с его тягою к ненасытному посяганию. Но крестьянская стихия не дала ему ограничиться этим: она заставила его принять в свою душу и кое-что из тех сокровенных залежей мудрости и доброты, свободы и Богосозерцания, которые образуют самую субстанцию русского народного духа. Пусть эти божественные искры проносятся скупо и редко через художественную ткань Бунина; пусть он сам определяет их с несколько вольтерианском высокомерием как “изрекаемые” “общие места, мудрые пошлости”, пусть голос инстинкта слышится ему сильнее и достовернее, нежели голос духа, – художественная зоркость и художественная честность, столь характерные для Бунина, заставили его воспринять и отметить и эту сторону русской простонародной души”

(Ильин 1996: 212).

      § 2. Проспекция судьбы

      2.1. Судьба писателя

      Писатель-человек создает не только своих персонажей, но и себя в жизни. В большей или меньшей степени “игра в писателя” – “игра в гения” пронизывает всю жизнь писателя.

      Автобиографический бунинский Арсеньев строит свои отношения с Ликой, занимая позицию “мне все позволено”, потому что он обладает, с его точки зрения, исключительными способностями, исключительной “страстной” восприимчивостью.

      В. Н. Муромцева-Бунина вспоминает характерный эпизод из времени пребывания на Капри у Горького.

      “За столом Марья Федоровна, сидевшая рядом с ним (Горьким. – И. К.), не позволяла ему буквального ничего делать, даже чистила для него грушу, что мне не понравилось, СКАЧАТЬ