выпускать из рук микрофон. Завершив сагу о пенной вечеринке, она седлает своего любимого конька по кличке «папенькины деньги». – Я сейчас покажу тебе, – угрожает она, неуверенно выкарабкиваясь из груды подушек, – Папино яйцо. В английском варианте это смелое заявление лишено двусмысленности. Яйцо, так яйцо. Венди, ступая по полу с грацией неопытного канатоходца приближается в висящей на стене картине, намалеванной каким-то бездарным абстракционистом. Она, как полагается героине старого английского детектива, снимает холст со стены, оголяя металлическую дверцу сейфа. Не выпуская из левой руки бокал, она набирает пальцами правой какую-то длинную комбинацию. Видимо, пяти пальцев ей на это важное дело не хватает, она пытается задействовать еще парочку. Оставшиеся в меньшинстве большой и указательный отказываются выполнять задачу по удержанию стеклянного сосуда, и бокал с остатками коктейля разбивается о пол. – Shit! – чертыхается Венди, – Светлана, помоги мне. Я нехотя приближаюсь. – Подержи дверцу. Вот так. Теперь нажми сюда. Я машинально следую указаниям. Венди извлекает из металлической коробки поражденный какой-то экзотической курочкой Рябой эмбрион цепленка в белой матовой эмали с золотистым орнаментом. Красивая, но бесполезная игрушка. – Платина, золото и брильянты. Раньше у него внутри был сюрприз, какая-то фиговина, – поясняет хранительница этого сокровища, – Но его потеряли до нас. – Красиво, – спокойно одобряю я, разглядывая яйцо. Венди разочаровывает недостаток эмоций с моей стороны и она, обиженно сложив губки, возвращает овальный раритет на постамент. – Ты не разбираешься в искусстве, – делает вывод она, – Ты даже представить себе не можешь, сколько оно стоит. – Куда уж нам, – развожу руками я. Я готова оправдать эту вечную демонстрацию своего превосходства и некоторую задиристость Венди тем фактом, что она лишилась матери в достаточно раннем возрасте, а отец сухарь никаких других ценностей кроме материальных ей привить не смог. Оправдать – пожалуйста, но сносить презрительное и снисходительное обращение этой выскочки я не обязана. – Венди, мне пора. – Куда тебе все время пора! Мы еще даже не ели! Потом я думала, посмотрим вместе шоу Джерри Спрингера. Венди хватает меня за руку, вынуждая обернуться. В глубине ее больших коровьих глаз наливаются две крупные слезы. На короткое мгновение я ощущаю пронизывающее ее одиночество, как будто отколовшаяся от ее сердца льдинка падает мне на руку, обжигая холодом. Из подсознания вылезает упрек и, отряхнувшись и откашлявшись, заводит речь: «Тебе ее жаль, эту несчастную дочку миллионера? И мужа ее жаль, беднягу-кобеля? И Рикардо, неудачливого мусорщика? А, может, уже и узурпатора Майкла, которому Бог забыл вставить душу? Ну, жалей, жалей. Посмотрим, кто тебя потом пожалеет». От выбора между принесением себя в жертву капризу обиженной судьбой багачке и ретировкой в отель меня избавляет появление на сцене третьего
СКАЧАТЬ
