Чужой Завет. Эссе. Часть вторая. Владимир Буров
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Чужой Завет. Эссе. Часть вторая - Владимир Буров страница 11
Название: Чужой Завет. Эссе. Часть вторая
Автор: Владимир Буров
Издательство: Издательские решения
Жанр: Философия
isbn: 9785005014382
isbn:
– Поле – не перепутать только: по 16, а на ферме по четырнадцать часов в сутки, – вот – именно, что наоборот, так как и там и здесь:
– Пахать надо до потери пульса, и что самое приятное, опять за бесплатно.
Каторжные труд На Дому, следовательно, таким не считал даже Хемингуэй, писавший, да, каждый день, но всё-таки только по 300 слов, – а это не больше, чем переводить слова На Совхозе на хгектары. Не напашешься.
Даже на трах-туре.
Каторжность Ахматовой может идти только от одного:
– Сама хочет всё сделать, без:
– Бога.
Имеет в виду, что с:
– Богом и дурак может быть гением.
Нет, вот очевидно, что Лев Толстой не хочет дать этого победного венка Шекспиру, утверждая именно:
– Всё украл у бога, а сам только:
– Заимствовал второсортные обогатители из макулатуры.
Но в этом и смыл, почему поверили Хлестакову:
– Украл у других всё, что ими было нажито непосильным трудом.
Есть большая разница между действительно каторжным трудом крестьян по 14 часов в поле и по 16-ть на ферме, где всё обрыдло от бессмысленности и беготней каждое утро Ван Гога с мольбертом, подгоняющим его легкими шлепками по жопе.
И Сезанна, решившего догнать не только Америку, как все, но остальных современных ему живописцев по количеству краски ими истраченной на паровозы то днем, то ночью, то вечером, в при тумане и так далее, – простым способом:
– Класть эту краску на холст не кистью, но и не лопатой конечно, и не ведрами, как додумался, кажется, Ренуар, а чинно и благородно мастерком, которым студенты утрамбовывают колхозные коровники, чтобы тоже:
– Не только кушать во время уже учебы, но купить голубой шерстяной спортивный костюм или импортный свитер, хотя и ходить потом в нем одном оставшиеся курса три.
Даже не знаю, что придумать в оправдание Ахматовой, кроме, как естественное:
– Дура!
Почему никто и не знает о ней ничего, кроме имени, Бродский даже думал, что она умерла:
– Теперь уже в позапрошлом веке.
Стихи не в одну строку пишутся. Чего – значит – она не знала.
Ахматова совсем не знала, что люди не умеют сами писать, а служат только второй панелью этого дела, как и напомнил Алан Тьюринг:
– Отец мой Там юбит, а я только иво говно вожу. – Ибо:
– Объяснение в любви немецкого радиста своей любимой радистке в прямом эфире его подслушивания – то есть дерьмо, что значит:
– Ошибка, – надо было начинать с пяти произвольных букв.
Всегда.
Пишет Медиум, а мы только принимаем его сигналы, как:
– И может быть на мой закат прощальный
СКАЧАТЬ