Скуки не было. Бенедикт Михайлович Сарнов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ возразил он.

      Я вспомнил рапповский лозунг, призывавши к «одемьяниванью» (в сущности, оболваниванью) советской литературы и иронический ответ на него Сельвинского:

      Литература не парад

      С его равнением дотошным.

      Я одемьяниться бы рад,

      Да обеднячиваться тошно.

      – И тем не менее, – сказал Борис. – Поверьте мне. Кое-что в этом деле я понимаю. Демьян очень талантлив.

      Он, конечно, был прав. И я, не кривя душой, включил в свою антологию знаменитое стихотворение Демьяна «Как родная меня мать провожала…»

      – И почему в вашей антологии нет такого замечательного поэта, как Михаил Голодный? – спросил он.

      Тут я уже совсем изумился. Михаил Голодный? Замечательный?

      Должен сознаться, что в основе моего пренебрежительного отношения к этому «замечательному поэту» лежало не знакомство, хотя бы даже и поверхностное, с его творческими достижениями, а устные рассказы Семена Израилевича Липкина. Михаил Голодный был одним из самых ярких персонажей этих его рассказов.

      В одном из них он фигурировал как один из членов поэтической бригады, которой было поручено сотворить пространный (на всю газетную полосу) рифмованный текст «Письма узбекского народа товарищу Сталину». Липкин был бригадиром. Разбив подстрочник на куски, он собрал членов своей бригады и каждому коротко объяснил его задание. Все они были люди опытные, и особенно рассусоливать тут ему было нечего. Но с Михаилом Голодым вышла небольшая заминка. Вручая ему ту часть подстрочника, которую тому предст оябо зарифмовать, Липкин пояснил:

      – Четырехстопный ямб, рифма перекрестная, женская.

      Долгая пауза, после которой последовала реплика:

      – Дайте примэр.

      Липкин знал, с кем имеет дело, и к такому вопросу был готов. Тотчас же выдал ему болванку будущего поэтического текста, в который надо было преобразить прозаический:

      – Прибежали в избу дети. Второпях зовут папашу. «Тятя, тятя, наши сети Притащили простоквашу».

      – Ну вот, последовал удовлетворенный ответ поэта. – Так бы сразу и сказали. И нечего строить их себя интеллихэнта.

      В другой раз, когда на каком-то писательском собрании разоблачали критика Елену Усиевич, обвиняя ее в самых страшных по тому времени (год был 1937-й) идеологических грехах, Голодный кинул такую реплику:

      – Усыевич! Ну признайся, что ты враг народа. Ну что тебе стоит…

      Но самым замечательным из всех этих устных рассказов Семена Израилевича о Михаиле Голодном был такой.

      – Ты понимаешь, что произошло?!

      С этим взволнованным вопросом тот вбежал однажды к своему другу критику Семену Трегубу.

      – Что? Что случилось? – испугался Трегуб.

      Но Голодный вместо того, чтобы ответить на этот вполне естественный вопрос, уселся на стул, уставился безумным взором куда-то мимо собеседника и тупо повторил еще несколько раз все ту же загадочную фразу:

СКАЧАТЬ