Скуки не было. Бенедикт Михайлович Сарнов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ БУНИНА и СОЛОГУБА, а для МАЯКОВСКОГО в его списке вовсе не нашлось места. Тут я, не удержавшись от сарказма, спросил:

      – Что же, по вашему, Маяковский менее крупный поэт, чем Ходасевич?

      – Нет, – ответил Семен Израилевич. – Он, безусловно, более крупный поэт, чем Ходасевич, Но Ходасевича я люблю, а Маяковского не люблю.

      Но еще больше, чем неожиданность и парадоксальность выбора меня поразил РАЗБРОС МНЕНИЙ.

      У Поженяна первым номером в его списке шел, конечно, БАГРИЦКИЙ.

      У Самойлова – АХМАТОВА.

      А у Заходера – САША ЧЕРНЫЙ.

      Это я всё – о моих знакомых поэтах, с которыми мне случалось – письменно или устно – играть в ту игру. Но можно не сомневаться, что если бы мне – или кому-нибудь другому – случилось играть в нее, скажем, с Николаем Тихоновым или Иосифом Бродским, список первого конечно же возглавил бы ГУМИЛЁВ, а список второго – ЦВЕТАЕВА.

      В общем, благодаря этой игре я установил, что каждый поэт строит свою поэтическую вселенную. Не гео- и не гелио-, а эго центрическую, поскольку в центр этой вращающейся вокруг него вселенной он ставит себя.

      Установив эту закономерность, я даже подумал, что не худо было бы написать об этом небольшую статью. Или – лучше – рассказ. Для этого рассказа у меня было даже припасено заглавие: «Остров Птолемеев». Но ни статью, ни рассказ этот я так и не написал.

      Я, однако, отвлекся и чуть было не потерял нить своего сюжета.

      Вернусь к Слуцкому и Эренбургу.

      В рассказе Бориса о той их игре меня не слишком поразило, что шестидесятилетний Эренбург играл в нее так же увлеченно, как, бывало, играли в нее мы в наши студенческие годы. Поразило возникшее тогда у Бориса сознание, что это их занятие было не игрой, а – делом. И важным делом.

      И тут я подумал.

      А что было бы, если бы Эренбург вдруг решил изменить условия этой игры и предложил Борису вместо десятка любимых поэтов написать названия десяти любимых стихотворений – хоть того же Пастернака.

      Включил бы Борис в этот свой десяток стихотворение «Смерть сапёра»?

      Да ни за что! Ни при какой погоде!

      Почему же тогда он так настойчиво рекомендовал мне включить его в мой пастернаковский цикл? Ведь составление той моей антологии уж точно было – не только для меня, для него тоже – не игрой, а делом.

      Ларчик открывается просто.

      В ту игру с Эренбургом играл поэт Слуцкий. А совет включить в антологию вершинных творений русской поэзии ХХ века бледное стихотворение Пастернака мне дал Слуцкий комиссар.

      Занимательная диалектика

      Но знал я и другого Слуцкого.

      Году этак что-нибудь в 1963-м на протяжении двух месяцев сидели мы с ним в Коктебеле за одним столом. Вместе завтракали, обедали, ужинали и рассказывали друг другу разные истории, или, как сказано у Бабеля, замечания из жизни. Я расскажу – СКАЧАТЬ