На следующий день, когда завыла сирена, Павлик оказался на заводе и вместе с голландцем укрылся в немецком бомбоубежище. Они сидели рядом, чуть в стороне от остальных, и разговаривали. В какой-то момент Павлик, оглядевшись, произнёс, что Германию уже ничто не спасёт, разве что восстание иностранных рабочих может ускорить конец. Из-за колонны появился немец – тот самый, которому однажды Мишка из 117-й комнаты дал пощёчину. Он сказал, что всё слышал и обязательно донесёт в полицию. Сразу после отбоя Павлик рассказал нам об этом, и мы не сомневались, что немец сдержит своё обещание, донесёт до Янсона или в гестапо. Мы начали обдумывать, что делать дальше.
На следующий день, то есть вчера, перед самым обедом ко мне прибежал Егор и сказал, что полицай только что увёл Павлика с завода в лагерь. Я бросился в барак, обыскал его постель и шкафчик, но кроме стихотворения "Заброшенный войною на чужбину" ничего не нашёл. После обеда мы видели, как у Павлика проводили обыск, забирали его вещи. Он сидел в карцере. В пять часов его отвезли в гестапо. Сегодня Пиня сообщил, что Павлика отправили в концлагерь, а через пару недель его переведут на другой завод или шахту.
Мне очень тяжело это переживать. Я успел полюбить его чистую душу, детскую доброту, мягкость и наивность, доверчивость и смелую юношескую браваду. Он покорил моё сердце своей эрудицией и талантом, которыми я искренне восхищался. У Павлика была одна детская слабость – стремление выглядеть эффектно. Он думал, что никто не замечает, как он тайком любуется своим отражением в зеркале или тёмном окне, украдкой бросая взгляды. Рассказывая что-то, он всегда выбирал наиболее выигрышное положение, поглядывая на своё отражение, чтобы удостовериться в своём эффекте. Мы тут же его поддразнивали и смеялись, а он смеялся вместе с нами, захлёбываясь от смеха и продолжая бросать взгляды на своё отражение, что вызывало новый всплеск веселья. Казалось, ему доставляло удовольствие быть объектом нашей доброй насмешки.
Павлик был настоящим океаном доброты. Он был эмоционален, живо реагировал на всё, а в шутке любил выспренние фразы. В серьёзных же разговорах придавал себе строгий вид, говорил глубокомысленно. Его энтузиазм всегда был заразителен, а пыл – неугасим. Неужели нас разлучили навсегда? Неужели Павлик погибнет? Неужели мы больше никогда не встретимся?
8 октября 1943 года
Сегодня, во время обеда, сквозь стук ложек, кто-то крикнул: "Смотрите, Павел идёт!" В столовой сразу стало тихо, все обернулись к окнам. Павел шёл в барак, его лицо было осунувшимся, в руке узелок с вещами. Трудно было поверить, что он вернулся, да ещё так быстро. Когда он вошёл в столовую, все наперебой стали расспрашивать его, насовсем ли он вернулся. Груз с души сразу спал, когда услышали его ответ: "Да, насовсем". Он с такой жадностью набросился на еду, что никто СКАЧАТЬ