Волчье кладбище. Тони Бранто

Чтение книги онлайн.

      – Идите уже с глаз долой, не то дождётесь ещё чего-нибудь на ваши головы!

      Мы двинулись. Настроение было паршивым, потому что новая пьеса оказалась удручающе скучной, пестрящей религиозными терминами. Тело приятно ныло от физической усталости. Хотелось крепкого чаю с молоком. Адам отправился в комнату, а мы с Питером и Робином зашли в столовую.

      Лучезарному Питеру досталась роль Себастьяна-мученика и больше всего текста. Он был единственным среди нас извращенцем, кто наказанию радовался, как дурак приключению. Из него, бесспорно, вышел бы прекрасный Лизандр[55], однако против Себастьяна эта роль, конечно, была легковесна. Я уже видел, как прекрасен Себастьян Питера, как впечатляюще звучали его реплики, преисполненные обаяния, как красив он физически.

      – Радует, что ярмарка – почти летом. Провинились бы зимой, яйца бы отморозил! – смеялся Питер, которому предстояло скакать по сцене в одной набедренной повязке.

      – Это объясняет, почему у Святого Аугуста эта пьеса в мае, а не в католическом январе ставится, – подхватил Робин.

      Выпавшая роль монаха шла ему не меньше, чем Питеру роль Себастьяна.

      Робин – тёмная лошадка. Внешне вроде бы без отличий каких-то – две руки, две ноги, простоватое лицо, которое вы уже где-то видели, тёмно-русые волосы, до шести футов недостаёт какой-то пары дюймов. Но непрост Робин, ох непрост!

      В карманах у Роба всегда водились сигареты: в одном – «Робин» с птицей на пачке, в другом – сплошной импорт, вроде «Мальборо» или «Джорджа Карелиса». Когда у него стреляли сигареты, он давал местные. Сам курил из другого кармана.

      Невозможно сказать, в чём именно заключалась его таинственность. Он дружелюбен и активен, но с ним ощущаешь какую-то недосказанность, словно концы его фраз в воду опущены. Ты их слышишь целиком и, однако, понимаешь, что сказать Робин мог бы ещё много чего. И главное, обвинить его в умалчивании невозможно, он же никому ничего не должен. Он знает границы, и, возможно, он просто аккуратный человек, вроде моего отца. А в рясе так вообще вылитый монах ордена кармелитов. Вот ему бы на моё место. Мой старик на радостях с ума бы сошёл от такого сына.

      Мы ещё какое-то время смеялись, из головы постепенно выгонялись дурные мысли. Посовали пальцы в чай ботаников (обычно мы таким образом отнимали компот друг у друга), затем разбрелись по комнатам.

      Оставшийся вечер мы с Адамом учили реплики. Он играл юношу, благословившего Себастьяна, я – Маркеллина, одного из двух братьев, осуждённых за исповедование христианства. Мои попытки убедить Поттегрю, что я атеист, были обречены на провал. Поттегрю был не в том настроении.

      В дверь постучали.

      – Войдите! – крикнул Адам.

      Стучавший долго возился с непослушной дверью.

      – Свинья открывает затычку, – промямлил я, не отрываясь от текста.

      Во всём крыле нашем стучались только двое – Адам и Мэтью.

      Когда дверь, наконец, приоткрылась, в проём вынырнула розовая поросячья морда.

      – Ребят, вы что учите?

      Я СКАЧАТЬ