– Мальчишки! – грозно продолжал капитан. – Вояки чертовы! Разогнать вас всех да насобирать новый отряд из солидных людей. Тебя первого выгоню, Руберовский.
– Не выгоняйте, товарищ капитан, – захныкал тот. – Я исправлюсь…
– Выгоню! – Командир отряда пошел к выходу, но задержался возле моей койки: – А это что за фигура?
– Это с Молнии привезли заболевшего. Как его? – Врач обернулся к лекпому.
– А, Земсков, – вспомнил капитан. Он, наверно, каждого своего десантника знал в лицо. – Ты ходил за мотоботом к «Тюленю», так? Повернул шлюпку за Литваком?
– Да, товарищ капитан, – ответил я растерянно.
– Правильно, Земсков. Нельзя человека бросать.
От неожиданной похвалы у меня дух перехватило. Капитан, сопровождаемый врачом, уже вышел из подвала, утих стук его сапог, а я все еще сидел с чересчур широкой – до самого затылка – улыбкой.
– Гляди-ка, – сказал Руберовский. – Вот кто у нас главный герой. А я-то думаю: чего ему банки ставят? Никому не ставят, а ему – полную спину.
– Так это ты ходил к «Тюленю»? – сказал Лисицын. – Что у вас там случилось?
– Да ничего не случилось. – Я достал из-под койки второй ботинок.
Не хотелось рассказывать.
– Ты знал Шамрая? – спросил Лисицын.
Я сказал, что мы были в Ленинграде соседями по квартире.
– Соседи? Значит, ты адрес знаешь?
Так выяснилось, что в штабе отряда не знали домашнего адреса Шамрая. Я так и не понял: то ли медлительные канцелярии частей, из которых добровольцы уходили в десантный отряд, не успевали пересылать их личные дела, то ли и вовсе личные дела десантников оставались в частях, не пересылались на Хорсен. Так или иначе, штабные на Хорсене не знали, куда слать письмо о гибели Шамрая. Я дал Лисицыну наш ленинградский адрес. Вскоре он умчался в штаб.
Я натянул брюки, схватился за ботинки. Начальства нет – удобный случай.
– Ты куда? – спросил Руберовский.
– В гальюн.
– Гальюн закрыт на переучет, – проворчал он. – Смотри, схлопочешь за самоволку.
Я вышел из лазарета, поднялся по лестнице – и зажмурился от ударившего в глаза света. Пришлось постоять немного, держась за косяк двери, одолевая легкий приступ дурноты. А потом шагнул в сияющий день, как в праздник.
Господи, ну и денек! Утренние длинные тени от сосен покойно, как в мирное время, лежали на скалах, на пожелтевшей траве, пучками торчащей из расселин. А сосны, осиянные солнцем, стояли, отливая боевой медью стволов, молодцевато, как солдаты на смотру. Их небогатые кроны, чуть колеблемые ветерком, словно купались в сентябрьской прохладе. Темно-серые, пятнистые скалы, тут и там поросшие мхом, были как древние животные с круглыми спинами, окаменевшие на спуске к водопою. А вода была чистого, редкостного для этих мест синего цвета.
Я поглядел СКАЧАТЬ