– Ну что ж, – сказала Марина, – ему пойдет морская форма. Тебя тоже призывают?
– Осенью пойду.
– Все мальчики уходят в армию, – сказала Марина. – Помнишь, – обратилась она к матери, – я рассказывала про трех студентов, которых оставили ночевать в летнем доме Петра Третьего? Борис один из них. Да ты садись. Ты ешь гороховый суп?
Мне бы решительно отказаться и уйти твердым шагом. Вместо этого я послушно сел за стол, покрытый желтой клеенкой, и через минуту передо мной дымилась тарелка с супом.
– А я решила подать в Академию художеств, на факультет истории и теории искусств, – сказала Марина, принимаясь за еду. – Стра-ашно! – пропела она. – Вдруг провалюсь.
– Не провалишься, – сказал я. – Ты же все знаешь. И барокко, и рококо.
– Остряк! – метнула она быстрый взгляд. – Я экзамена по истории боюсь. Ты в прошлом году поступал, да? Какие вопросы тебе попались?
– Не помню.
– Эх ты! У историка память должна быть хорошая.
– Какой я историк? – Гороховый суп был ничего, я быстро вылакал. С утра не евши, я был изрядно голоден. – Ну, я вспомнил вопросы. Народническое движение в России, семидесятые годы. И Четырнадцатый съезд.
– Четырнадцатый съезд – это я знаю, съезд индустриализации, – сказала Марина. – А о народниках что нужно говорить?
– Ну, они игнорировали пролетариат, – сказал я неохотно. – Крестьянство считали революционной силой… После реформы думали, что Россия минует капитализм…
– Вы говорите, народники считали крестьян революционной силой, – вмешалась в разговор мама Марины. Она сидела с нами за столом, но ничего не ела. – А по-моему, – сказала она с застенчивой улыбкой, – они только в интеллигенции видели революционную силу. Критически мыслящие личности были у них героями.
Мне не хотелось спорить. Я согласился: да, конечно, интеллигенция… служение народу, перед которым она в неоплатном долгу…
– Среди них были замечательные, чистые люди, – заметила Августа Петровна, и опять не стал я возражать. Тем более, что она казалась мне такой слабенькой. Ей возрази – она упадет со стула, разобьется, чего доброго… – Готовые к самопожертвованию, – добавила она почти шепотом.
Марина вдруг уставилась на нее.
– Мама, у тебя опять болит? Надо лечь. – Она подняла Августу Петровну и, хоть та слабо сопротивлялась, повела ее к кровати и уложила, сняв туфли. – Ты сколько раз принимала сегодня лекарство? Два? Так я тебе дам еще.
Она принялась капать из пузырька в рюмочку красноватое лекарство. По-моему, мне тут нечего было делать. Я попрощался и пошел к двери. Марина кивнула, продолжая считать капли. Августа Петровна чуть слышно сказала:
– До свиданья.
…Когда я очнулся, на меня надвигался крутой черный берег, и я подумал, что это скала из моих возвратных снов – скала, которая СКАЧАТЬ