Реликварий ветров. Избранная лирика. Александр Радашкевич

Чтение книги онлайн.

      – Мосьё, я старый командир, и подзабылось, слава Богу…

      Лишь помню некий юбилей, «к ноге!», года мои,

      хор музыки;

      лишь – чёрной шляпы монумент, и вуалетку, и платие гри —

      перль на Королеве Эллинов, лорнет её, цепочку, мелоди —

      ческий привет; лишь наше страшное «урра-аа-а!»,

      кадетское – не то, каким пролаяла б пехота, трижды

      глупая, мосьё… Кхе-кхе. За ней на шаг – Великий Князь

      (наш Августейший Шеф). Ах да, однажды честь

      имели мы ему быть местом вдохновенья для пьесы,

      называемой «Кадету»… Его двух стройных сыновей

      я отроками помню в дортуаре, смущённых сразу нашими,

      пардон, отдельными словами. То – Иоанн и Гавриил.

      Мир праху

      их и Константина, и Государя, и сей России… Теперь

      оставит жизнь старик-кадет, перекрестясь без многих слов,

      для той, где все теперь, мосьё. Оревуар. Имею честь.

      …Алло! Вот текст сонета Царственного Шефа: «Хоть

      мальчик ты… Настанет день…» Я перешлю. Да и

      на что оно вам сдалось? Всё переврёте ведь. Адьё…

      Мы слов немногих небренность дарим.

      Лоснится гавань тоской и славой.

      Адио, ностра императриче!

      Адио-дио-о! Иди цветами.

      – Энрике, видишь? Гляди, Сантино!

      Ах, эта донна любима в звёздах,

      плывущих краем, где ты не будешь.

      Ну, что ты тянешь? Ведь мама плачет.

      Адио-ио, ностра… Да что ты хочешь?!

      Она сияет. Храни, Мадонна. И дочка рядом…

      – Мама так любят! И всё теперь моё открыто

      окно на Монте Пеллегрино… Ах, Карл, скорее

      лети, любимый, и рядом вечно! Весна какая!

      Чужие люди, а эта плачет… Что если видит

      из той лазури нас, бисер словно,

      Адини наша… Мама сияет. Ах, Карл любимый!

      Адио, ностра императриче!

      Мы слов немногих небренность дарим.

      Лоснится гавань тоской и славой.

      Адио-дио-о! Иди цветами.

      Спокойный стоял городовой на перекрёстке.

      Навеки он, казалось, там стоял…

      Опять подумалось о лицах дальних

      детства, забыв и поздние измены,

      и смерть на них. Опять во снах лежим мы

      с Никки, Серёжей, Жоржем на лугу Царя

      в Нескучном, и вот о светах – тянущих куда? —

      ещё за юными плечами. И вот уж льну к огням,

      гудящим около. Иное в пух, иное в прах

      изжито.

      1. На коронование

      Сотни мальчиков, с алым на

      белом, возвышали стеклянный

      голос. Долгостанный и

      птиценогий ликовал император —

      отрок, на латино-российские

      канты СКАЧАТЬ