Любовные истории, придуманные Пушкиным. Юрий Никишов

Чтение книги онлайн.

      Святому братству верен я.

      И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),

      Пусть будут счастливы все, все твои друзья!

      Клятвенно звучат эти строки. Дружбе возвращаются первые места в иерархии духовных ценностей. Пушкину еще придется вносить определенные корректировки в оценку дружбы как нравственной категории в связи с конкретными ситуациями и поступками реальных лиц, но лицейское «святое братство» будет выделено и войдет в число неизменных ценностей, на которые надежно будет опереться в трудные минуты жизни.

      В послании «Князю А. М. Горчакову», наряду с законами дружбы, восстанавливается поставленный было под сомнение «мой скромный дар». Дело не доходило до фактической реализации сомнения, но Пушкин настойчиво повторял, что его слабый дар исчез, как легкий дым. И вот сомнения преодолеваются, к Пушкину возвращается вера в свой дар. На повороте от безверия к вере дар еще именуется «скромным», но вскоре и эта церемонность будет отброшена.

      Выделим послание «В альбом Илличевскому».

      Тут прямым заявлением обозначается причастность к вероисповеданию (правда, с попутным словесным каламбуром, с возможностью иронического чтения: неславный – право славный) и признается основной догмат религии в воззрениях на человека (утверждение бессмертия души). Но и это признание делается холодно, принужденно: тут отношение к официально утверждаемой истине, с которой надобно считаться, но которая не определяет линию поведения. Пушкину в сравнительном плане понадобилось сослаться на нечто бесспорное (или признаваемое бесспорным, что поэт и принимает, не задаваясь надобностью проверки на истинность). У Пушкина забота поважнее.

      Судьба стихов – вот забота Пушкина. Мысль, начинающая стихотворение, родственна утверждению послания «Князю А. М. Горчакову», где дар назван «скромным». Каков дар, таков и результат; с ним трудно рассчитывать на бессмертие. Однако лукавая ирония пронизывает весь фрагмент, смирение поэта немного наиграно. И вот – кульминационный всплеск:

      Пушкин не судит с той же категоричностью, что в «Городке» («Не весь я предан тленью…»); не утверждение, но надежда движет его пером. Но какова надежда! Поэзия возвращается на высшую ступень в иерархии духовных ценностей. Попутно отметим: официальная вера хотя и стала предметом поэтических медитаций, но не заняла подобающего ей места в системе мировоззренческих ценностей. Предпочтение бессмертия души СКАЧАТЬ