Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский. Стефано Мария Капилупи

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ здесь обзор перекликающихся образов и мотивов в романах двух авторов далеко не полон, и в продолжение наших рассуждений сосредоточимся на данном вопросе подробнее в соответствии с поставленными задачами исследования. На настоящем же этапе с опорой в основном на рецензию С. Никитенко, которая, с большой долей вероятности, была прочитана Ф.М. Достоевским и могла вызвать определенный творческий отклик, нами представлены ключевые аспекты изучаемого поэтического сопоставления.

      1.3. Роман «Братья Карамазовы» как основной итог теодицеи и антроподицеи Ф. М. Достоевского

      Изнывая в одиночном заключении, в письме (1849 г.) к брату Михаилу Достоевский умоляет прислать ему книги и особенно «Библию, оба завета». Всю жизнь Достоевский читал Евангелие, размышлял о путях христианства и незадолго до своей смерти записал: «огромный факт появления на земле Иисуса и всего, что за сим произошло, требует, по-моему, и научной разработки» (27, 85). Богословская проблема антроподицеи, оправдания человека, воплотилась у Достоевского в поиске индивидуального пути спасения для каждого из своих героев. Несмотря на разнообразие человеческих типов, представленных в его произведениях, Достоевскому всегда была присуща цельная концепция религиозного спасения. Она окончательно вызрела и была воплощена в итоговом романе писателя «Братья Карамазовы», однако разные ее аспекты и подступы к решению нашли отражение как в ранних опытах, так и в его зрелом творчестве.

      Свою писательскую миссию – заниматься тайной человека – Ф.М. Достоевский сформулировал еще в самом начале творческого пути. Сама идея этой миссии имеет общеевропейские культурные истоки. Вечером 22 декабря 1849 года, в день казни петрашевцев, после того как смертный приговор ему заменили каторгой, Достоевский писал брату Михаилу: «Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не унывать и не пасть – вот в чем жизнь, в чем задача ее…».

      Кратко обрисовать путь осознания европейской культурой двойственной природы человека нам поможет обращение к античному афоризму и его переосмыслению европейскими мыслителями. «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо» (лат. Homo sum, humani nihil a me alienum puto) – это фраза из комедии римского писателя Теренция «Самоистязатель» (1, 1, 25), которая является переделкой комедии греческого писателя Менандра. У Теренция фраза эта имеет иронический характер. Позже у Блеза Паскаля она достигнет вершины трагизма. Для него человек – это бездна противоречий, и он смотрит на него в духе сострадающего, а вместе с тем беспощадного наблюдателя. Достоевский писал: «не унывать и не пасть». Это сформулированное Достоевским кредо откликается словами Баруха Спинозы: «Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать», его поиском оснований для оправдания человека. Именно понимание общечеловеческого желания и сочувствие ко всем людям лежат в основе величия СКАЧАТЬ