Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса. Александр Алексеевич Говоров

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ к водочке, которую солдаты разносили в деревянных ушатах. Явился сюда и взмокший от пота губернатор Салтыков; дворяне обмахивали его чем попало – треуголками, игральными картами, отстёгнутыми кружевами от манжет. Салтыков хватил с устатку целый ковш и принялся плакаться на свою губернаторскую жизнь:

      – Днесь погибаем! Господин обер-фискал привёз указ – к весне чтобы двадцать тысяч лучших семей переселить в Санктпитербурх! Пропала Москва-матушка! Приказы велено в Санктпитербурх также переводить, конторы всякие, учреждения. Преображенского приказу велено половину туда же отослать. Кто крамолу-то на Москве выводить будет? Отвечай, Кикин, ты слывёшь здесь главным мудрецом.

      – Ты и будешь, – отвечал ему Кикин, прожёвывая беззубым ртом анисовый пряничек. – На то ты и губернатор, чтобы крамолу выводить. А не так, то тебя обер-фискал самого выведет.

      Все засмеялись, боязливо, однако, поглядывая под арку, в соседний покой, где обер-фискал играл в шашки с голландским шкипером.

      – Какой я здесь губернатор! – закричал Салтыков, опрокидывая новый ковш. – Вчерашний холоп смеет мне дерзить! Ты, Кикин, как будешь при дворе, молви там государю… У меня бабка была царицей и тётка царицей…

      – Тише, тише! – пытались его угомонить, оглядываясь под арку.

      Но там обер-фискал был поглощён шашками – дурак иноземец никак не проигрывал начальству.

      Салтыков заплакал и, забыв о своём сходстве с самим царём, положил губернаторскую головушку в лужу вина на столе.

      – А ведь верно, – сказал князь Кривоборский, древний, как дубовое корневище. – Худофамильные эти обнаглели. Вот и сюда, на санблею эту, чернь-то зачем напустили?

      Другой, ещё более мрачный, еле втиснутый в узкий немецкий кафтан, зло крикнул:

      – А ругательное обесчещение персон наших брадобритием?

      Какой-то дворянин с серебристым ёжиком волос, судя по долгополой одежде – дьяк, что значит по-новому асессор, повторял каждому, бия себя щепотью в грудь:

      – А мне-то, мне-то каково? Поместье мне дали государево в вечное владение, на том спасибо. А что там, в моём поместье? Солому толкут и из той соломенной муки пекут хлеб. С меня же только и требуют – рекрутов подай, коней добрых подай, корабельную деньгу опять же подай…

      – Тяжко всем! – вздохнул князь Кривоборский, сцепляя на животе узловатые пальцы. – Тяжко! От вышнего боярина до последнего бобыля… А вот мы у Кикина спросим, у Александра Васильевича, он у царя первейшим был бомбардиром. Скажи нам, свет наш, когда всем нам послабления какого-нибудь ждать, а?

      Торжествующий Кикин (ещё бы – опять ему, Кикину, в рот смотрят) помедлил для важности и изрёк:

      – Государыня Екатерина Алексеевна родить изволили царевича, Петром Петровичем, вестимо, нарекли.

      Он благочестиво перекрестился, закрестились и все, выжидая, куда он клонит.

      – И у царевича старшего, – продолжал Кикин. – У Алексея Петровича, СКАЧАТЬ