Красный закат в конце июня. Александр Лысков

Чтение книги онлайн.

      Молодушка спать захотела.

      Пойдём, пойдём, Иванушка, спати,

      Весеннюю ночь вдвоём коротати!..

      У бабки Евфимии кровь настолько разгорячилась, что она в пляс пошла.

      И до того голову потеряла, что махнула платочком перед Кошутом. И блеском глаз просигналила к отзыву.

      Да Тутта была настороже.

      Вдовьи шалости славянки отозвались ревностью суровой угорки, сухим властным шёпотом в ухо мужа:

      – Идё хаз![61]

      С Ефимьей они были товарками. Вместе лён теребили. Совершенствовали ткацкое дело – к концу жизни Синец уже устроил им обеим кросна с педалями, – раму повалил горизонтально. И Фимка, и Тутта уже ткали с шерстяной ниткой тёплые рубахи.

      За двадцать лет та и другая научились и по-угорски, и по-славянски.

      Повивальными бабками друг для дружки потрудились немало.

      Да и породнились.

      Но всё-таки одна меж ними преграда осталась непреодолимой, одна собственность – «мой мужик!».

      Теперь-то Кошут, вишь ты, дорогу к славянке проторил! А ну как после этих песенок взбредёт в голову старому к вдовушке плотнее тропинку топтать?

      – Идё хаз!

      Домой из гостей шли они уже не по дороге на Ржавое болото, а по перелазу через Пую (козлы с поручнями) и далее – по заливному лугу, по Исаде (что означает – место высадки с корабля).

      По рассказам Синца, именно здесь они с Фимкой впервые ступили на пуйскую землю.

      Была песчаная отмель – стал полномерный заливной луг.

      Исада.

      – … Ну-ка, Ласька, давай мы с тобой вверх по реке протолкаемся до того песочка.

      Мальчик на носу долблёнки истово, благодарно гребёт крохотным веслом, только что вытесанным отцом.

      Для облегчения Никифор правит в прибрежную затишь.

      С писком вонзился киль лодки в мокрый песок отмели.

      – Тата, отчего так вонько?

      – Рыбина где-то гниёт.

      Следы босых мужских ступней, и гусиные, мальчишеские прострочивают берег.

      На глади песка издали различим будто бы каменный выступ.

      Или коряга?

      Для валуна – слишком тускл. Для коряги – недостаточно жирен.

      Никифор топором ткнул. Мягко. Хлюпко. Нестерпимо сладко шибануло в нос.

      Распорхал вокруг. Звякнуло под топором. Потянул – надо же! Медный крест на привязи!

      Никифор в страхе отбросил находку.

      – Отец Паисий! Это его нательник!..

      Отец Паисий пропал в начале мая.

      Видели, как он с саженным сачком на плече спустился от храма к реке. Из мутной водицы пытался загрести рыбу, ослепшую от ила. Удалялся вверх по течению.

      И словно в воду канул.

      Ежедневно дьякон Пётр читал по нём молитвы о здравии. Потом через день поминал – и реже.

      И хотя дьякон не был в сан рукоположен, СКАЧАТЬ