чувства меры не знают, и знать не хотят. М. Цветаева знает, что художнику не обойтись без атрофии совести, «нравственного изъяна, без которого искусству не быть». Но художник не должен преступать невидимой границы, после которой – бездна полной атрофии совести. М. Цветаева не первая, кого волнует вопрос нравственной ответственности художника. В письме к П. Вяземскому, сожалевшему об утрате записок Д. Г. Байрона, А. Пушкин предостерегает его от излишнего любопытства в отношении интимной жизни поэта: «Он исповедался в своих стихах, <…> Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. <…> Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе среди воскресающей Греции. – Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего» [201, 32]. М. Цветаева хвалит речь В. Ходасевича в память об А. Белом: «И пьяного Белого дал, и танцующего. Лишнее доказательство, что большому человеку всё позволено, ибо в его руках всё это неизменно будет большим. А тут был ещё и любящий» («Пленный дух»). М. Цветаева с А. Пушкиным согласна. Художник – не святой. Художник – человек грешный. Но грехи художника оправданы его искусством. Но и в грехе художник выше обывателя. Оправдание художника получает своё полное завершение у Н. Бердяева, объявляющего творчество – религией. Что художник не должен быть моралистом, уже высказано самими художниками. Что материалом и источником искусства может служить как порок, так и добродетель, было сказано О. Уайльдом и Ш. Бодлером. То же самое говорит в XX веке Ж. Маритен. Но то, что художнику необходима в творчестве в некоторых случаях атрофия совести, нравственный изъян, об этом открыто решилась сказать только М. Цветаева. Чтобы это сказать, надо было иметь смелость и искренность. Чтобы искусство было «святым» надо, чтобы и всё человечество было таковым. Однако, до этого весьма далеко. М. Цветаева права по существу. Художественное изображение зла, как замечает А. Лосев, «…весьма полезно в том отношении, что оно оттеняет и углубляет красоту добра». Равнодушная природа не есть только источник красоты, но также источник хаоса, безобразия, которое есть «…необходимый фон всякой земной красоты». Художник испытывает на себе как воздействие красоты природы, так и воздействие безобразия. Хаос, стихия слепое и безумной в природе, разбивает и подавляет идеальную форму и производит впечатление безобразия. Если хаос в природе производит впечатления безобразия, если стихия в природе приводит разрушению гармонии, то, что же стихия производит в душе художника? Смятение чувств, из которого рождается творение. Но хаос хаосу – рознь. Стихия может уничтожить, если ей не противопоставить свою человеческую и творческую волю. М. Цветаева провозглашает космичность, но не хаотичность творчества. Она утверждает творческий преображённый дионисизм, прошедший через закон и искупление,
СКАЧАТЬ
