Мы зашли довольно далеко. В место, которое мисье Ленкер называл домом. Это были одни из глубоких ебеней Нью-Либерти. Место сосредоточения криминала, алкоголизма, наркоторговли, проституции и… уличного искусства. На третьей попавшейся мне на глаза стене была нарисована «Музыка» Матисса и под ней надпись красными буквами: «Voice of the ambient silence». И это было далеко не всё. Здесь из-за угла в небо ныряли киты, коты раскрывали зонтики от воображаемого снега, поэты писали стихи слезами и писатели выводили кровью романы. И художники, выходившие из-под покрова ночи, оставались незамеченными и неузнаваемыми. А из ближайшего окна, забитого досками, просачивалась музыка группы Scattle «Scavenger» и запах марихуаны. Это был явно клуб поклонников старой школы.
Темнело. Небо становилось всё темнее. Через несколько минут, оно совсем станет чёрным. Однако пока что оно фиолетово-голубое. И это лучший цвет. Цвет тени, утонувшего в море неба, солнца.
Это было волшебное место. Опасное. Здесь могли убить. И магии здесь не было никакой. Однако здесь было намного легче представить, что в этом безумном мире ещё есть место для волшебства. И если оно и нашло хоть где-нибудь приют, то укрылось здесь.
А мы оба просто шли молча. Ели уже поговорить не удалось, так хотя бы помолчим. И каждый о своём.
Он жил недалеко. Весь путь занял у нас около получаса. Сейчас мало кто ходит пешком. И то, так, разнообразия ради. Напрашиваться в гости на чашку чая я не стал. Нет места более ужаснее в этом городе. Кроме, разумеется, школы.
– Спасибо, пока, – сказал он.
Анри протянул мне морщинистую руку. Я знаю её ещё с его юношества. Она и тогда, в пятнадцать лет, была похоже на руку восьмидесятилетнего. А теперь, больше напоминала сбежавшую из морга конечность. И всё равно я пожал её сильной хваткой и спросил:
– За что?
Его лицо приняло вид «Автопортрета» Эгона Шале. Он всё услышал. И ничего не ответил.
– Может, захочешь завтра погулять?
– Ну что ж, желаю узнать, хотя бы через пятьдесят лет.
– И я тоже на это надеюсь.
А затем, лишь безмолвно скрылся за дверью. Может, он знал, что я имел в виду. Может и нет. Когда-то, перед ним был выбор: жить материальнообеспеченным. Или заняться тем, чем он всегда хотел заниматься. Быть художником. Он расплачивается за свой выбор до сих пор.
Он редко соглашается выйти погулять. Когда мы идём вместе, я замечал, что он смотрит в землю. А я смотрю на небо. В этом и есть наше различие. И мы никогда не сможем быть теми друзьями, которыми я когда-то нас считал.
Во рту до сих пор бушевало послевкусие кофейной бурды. Я заглушил его очередной долькой горького шоколада. Третья за сегодня. Вот и весь мой рацион, не считая трёх сэндвичей с ветчинной в школе. Каждая порция шоколада – пять грамм. Никогда не превышал нормы в двадцать грамм в день.
Я спустился под землю. К метро. У входа из динамиков доносилась «The Ship» Брайана Ино. Даже не знаю, кому выгодно транслировать такую музыку у подземных станций. Хотя, что и говорить, мелодия была СКАЧАТЬ