Книга Чёрного. Извас Фрай

Чтение книги онлайн.

      Из соседнего окна доносился запах свежесваренного кофе – как приятно знать, что ещё кто-то умеет его готовить. Этот запах проникал в мои лёгкие и заставлял верить в магию. Чудеса. Разве они возможны? Да.

      И это было прекрасно.

      И картины. Бесконечное множество картин. Искусство вырывается из пыльных музеев в реальность. Оно должно войти в жизнь. Стать частью жизни. И только тогда, оно станет настоящим искусством. Остальное – обман. В этом месте, я чувствовал присутствие истинного artem. Картины врываются в эту реальность. И делают её похожей на сказку. Делают её более дивной. Более красочной. Более эстетичной. Более впечатлительной.

      И это тоже было прекрасно.

      С Анри мы долго шли в молчании. Мы не знали о чём говорить. Я смотрел в небо. Анри в землю. Я видел сиреневый и оранжевый свет, пробивавшийся сквозь тёмные тучи. Анри видел только асфальт. Нам хотелось что-нибудь сказать друг другу, поделиться своими чувствами. Но мы молчали. Мы были слишком далеки.

      Внезапно, моя нога встретилась с каким-то кирпичом. Я разозлился и пнул его. Но приглядевшись внимательно, я увидел, что это оказалась книга. Я нагнулся над ней. Анри поднял её. На вид ей было никак не меньше сотни лет. Хотя, это могло быть и следствием плохого обращения к ней со стороны её прошлого владельца. Анри передал её мне и я распахнул её. Прочитав первое предложение, я понял, что эта книга написана на мёртвом языке – испанском. На обложке, поблёкшими буквами, было выведено «Gabriel Garcia Màrques. Cien años de Soledat». «Сто лет одиночества» Маркеса – вспомнил я.

      Долго уже я не видел и не вспоминал эту книгу. Прочитал я её так давно, что уже не вспомню, когда именно. Но вид книги постепенно оживлял в моей памяти историю рода, приговорённую к ста годам одиночества. И само название было как удар по сознанию. Как правильно оно описывало… Наверное, со стороны, я казался довольно смешным. Маленький человек – не выше полтора метра – с очками-колёсами, лысиной который улыбался, глядя на книгу, по размерам как восьмая часть его самого. Сто лет одиночества. Название впилось мне в сознание как пиявка.