Пушкин и императрица. Тайная любовь. Кира Викторова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ли все эти «странные сближения», эти автореминисценции, объединяющие столь различных героев разных поэм?

      То есть налицо мифологическая структура поэтики: в мифе все персонажи обладают способностью взаимозаменяемости, их сущность легко переливается, перемещается в другие лица.

      То, что с точки зрения немифологического сознания различно, расчленено – в мифе выступает как вариант (изоморф) единого персонажа, события.

      Как известно, Пушкину предъявляли обвинения в том, что все герои поэм у него – «уголовные преступники». Да, все – кроме одного: «Езерского». Полемизируя с будущими критиками «Езерского»: «свищите мне, кричите brаvо! Не буду слушать ничего. // Имею право Героем краткого романа избрать соседа своего» – то есть бедного, доброго поэта, – Пушкин, противопоставляя Езерского прежним героям поэм, дает такие комментарии образов:

      Хоть не похож он на Цыгана,

      Хоть не убийца он – (то есть не «Алеко»)

      Не белокурый мизантроп (!)

      С разочарованной душой,

      С полудевичьей красотой,

      То есть на «Онегина», который —

      Из уборной выходил,

      Подобно ветреной Венере,

      Когда надев мужской наряд,

      Богиня едет в маскарад,

      Не чалмоносный кровопийца, —

      то есть на «Хана Гирея», опустошающего «набегами» своих соседей, героя «Бахчисарайского фонтана», «На ренегата-усача» – то есть на «Мазепу», который, по словам Пушкина, «за дерганье усов мстить не станет».

      «Ничто так не враждебно истине, как недостаточное ее различение», – напоминает Пушкин, цитируя «Размышления о французской революции» Э. Берка.

      Комментируя «Цыган», исследователи уверяют читателей, что в «Алеко» – убийце свободолюбивой Земфиры (?) – Пушкин имел в виду себя: «[…]в образе Алеко выражены чувства и мысли автора. Недаром Пушкин дал ему свое собственное имя (Александр)». И далее так определяют поэтику «Цыган»: «посторонние образы – стихи о беззаботной птичке, рассказ об Овидии…».

      Но «посторонние» стихи о птичке и являются как раз развернутой метафорой образа «перелетного» «Цыгана» – Алеко:

      Птичка божия не знает

      Ни заботы, ни труда…

      Подобно птичке беззаботной

      И он, изгнанник перелетный,

      Гнезда надежного не знал

      И ни к чему не привыкал,

      Ему везде была дорога.

      Ср.: «… враг труда Над нами властвовал тогда» X глава «Евгения Онегина».

      «Пушкин, как и его герой, жил в таборе», ~ приводит другой довод С. М. Бонди.

      Но и Александр I, как известно, также «кочевал» – путешествовал по Бессарабии в 1818 г. (см. Шильдер, Ш том, с. 46).

      Что же касается «постороннего рассказа об Овидии» – то исследователь поэмы упускает тексты послания Пушкина «К Овидию» и послания «К Гнедичу», – где ясно проводятся параллели судеб изгнанного Августом (то есть Александром I) Овидия – и поэта Пушкина:

      Не славой – участью я равен был тебе…

      («К Овидию»)

      «В стране, где Юлией венчанный / И хитрым Августом изгнанный СКАЧАТЬ