Что его подменили, что не однажды спросили: "Ты ли?" – говорили часто, и дважды – домочадцы, но ничего не подтвердили ни в части, ни у начальства.
А сам герой хранил и пыл, и прядь, и любил повторять:
– Сетям с горой не воевать: не обойми и не сними. Семи смертям не бывать, а одной не миновать – и не уйми!
Однако замечали, что вояка – не обормот и едва ли обесславил родственное имя – наоборот, везде, где на постылых могилах – камень, вне правил своими руками ставил собственные инициалы, с низкой припиской по краю:
"Так поступают генералы!"
– Вот, – заключали, – обиход: бывалый мастак на подлоги, но и род блюдёт!
И в итоге война для него – позади и без печали: ждали – покойника, а встречали – полковника, и на груди его, как бигуди, бренчали ордена и медали.
7
Работал отставник без заботы о карьере и в дневник строчил:
"Какая зарплата, такая затрата: по мере сил".
Зато, подтверждая слухи, по ночам, устав от заварухи, но не залегая в кровать, намечал не то пустяк, не то устав, не то требник, не то учебник о том, как потом из мухи изъять особу, из свинца изваять амебу, из старухи сверстать зазнобу, из яйца – утробу, из сивухи – сдобу, из хворобы поднять молодца, а из гроба – мертвеца, и чтобы из разрухи встала страна, а из шлюхи сделать слона.
– Смело и немало для скромника, – обсуждали полковника, – но едва ли основа для очередного питомника!
А люди, которые не объясняли следствий причиной, считали его виновником бедствий, колдуном и дурачиной:
– Будет, – причитали, – скоро от него для всех дом ходуном и вверх дном!
Те же, кто читал его свежий учебник, восклицали, что на то оригинал и волшебник. И периодически предрекали, что когда от космических гроз мир сгинет без следа в пучине звезд, этот факир раскинет мозг, найдет метод, разинет рот, уймет народ и сразу спасет разум от невзгод.
Но растерянное большинство не верило в волшебство.
А рассерженное меньшинство клеветало на отверженного оригинала, кричало, что он доведен до точки, и потому считало за благодать дать ему ссуду и фонарь и прописать зануду, как встарь, в бочке, отчего нахал забудет о дерзкой мерзости, а люди будут, как сказал художник, плевать на его алтарь и в детской резвости колебать его треножник.
Однако Труп критику не любил.
И был груб: заводил драку и не плакал, а бил.
– Нытику, – грозил, – свет не мил, а дам по рогам – и привет: твой след простыл, а мой – нет!
Предупреждал, что навечно проник в быстротечный миг, да и мрак сплошной постиг до краев, но, как рак клешней, готов поражать наповал рать врагов:
– Простофили, – пугал, – с возу, кобыле – дозу!
И подозревали, что исполнял угрозу.
Но признавали, что не искал беды, а ждал чуда и повсюду СКАЧАТЬ