Одна сверкающая нить. Салли Колин-Джеймс

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ пахнет лавандой, я чихаю, стараясь не тереть глаза и не царапать горло. Доктор предлагает мне коробку с салфетками. Я не упоминаю, что у меня была такая же реакция с первенцем.

      – Запахи, – говорю я.

      Она наклоняет голову, лица не видно. Поправляет очки кончиком пальца.

      – Как вы относитесь к решению? – спрашивает она.

      «Какому?» – хочу спросить.

      По наблюдениям одного психиатра, двадцать процентов из восьмисот тысяч решений, которые человек принимает за жизнь, потом вызывают сожаление. Какое мы обсудим?

      Она ждет ответа, а мне не хочется ничего объяснять. Да, я разрываюсь, борюсь сама с собой до такой степени, что кричу, – все по той же причине, что привела меня сюда.

      – Хотите обсудить это с кем-нибудь?

      Она смотрит на часы на стене. В приемной ждут другие женщины; она уже выбилась из графика.

      – Я уже решила, – отвечаю и, пока она стучит по клавиатуре, пытаюсь вспомнить название зеленых листьев в центре радуги.

      Тропическое растение, молодые листья которого имеют форму сердца, но затем расщепляются. Зажимаю рукой боль в груди. Как будто мне нужно откашляться. Вспомнила. Монстера! Я произношу про себя название, будто одерживаю маленькую победу.

      Голубые незабудки. Синие ирисы. Фиалки. На манжетах, юбках, подолах платьев и палантинах я вышивала тысячи весенних цветов, а мать, затаив дыхание, рассматривала мою работу, указывая на недостатки, пока я не освоила каждый стежок.

      – Есть запись на восьмое августа, – сообщает врач.

      Представляю, какое у меня дурацкое отрешенное выражение лица. На шее, в том месте, которое я расчесала из-за резкого парфюма, пульсирует рубец.

      – А нельзя ли на другое число? – спрашиваю я, борясь с подступающими слезами и соплями.

      Стук клавиатуры.

      – Для записи на любой другой день потребуется подтверждение второго врача. Записывать на восьмое?

      Стол забрызгивает неудержимая рвота. Капля попадает ей на очки. Врач реагирует мгновенно и профессионально: очки сняты, позор смывается стерильными салфетками. Она опускает руку мне на спину.

      – Все в порядке.

      Она гладит меня по спине, пока я сплевываю в салфетку.

      – Мне надо с кем-нибудь поговорить, – сообщаю я.

      Она протягивает влажную салфетку.

      – Нервы сдают. Это нормально.

      Разве? Я прошу назначить мне день, и единственной датой, когда я могу прервать беременность, оказывается день рождения сына, которого я потеряла.

      Я стою на выложенной гравием дорожке перед домом матери. Она, конечно, на кухне, за столом, расправляет шелк между лапкой швейной машины и игольной пластиной. Трудно поверить, что в Аделаиду на Майл-Энд приходят рулоны ткани, отправленные из флорентийского Дома тканей на Виа-де-Пекори? Но вот же они. В шкафах и сервантах. В кладовой и буфете. Сложенные стопкой на лоскутном покрывале из моего детства, чтобы мама выкроила, собрала, расшила стразами и сшила платье для жены важного лица. СКАЧАТЬ