Сейчас старуха насыплет крошек на подоконник; прилетят синички, воробушки, будут их клевать, а самые смелые из них – даже выковыривать растрескавщуюся шпатлевку.
Из-за мутного стекла на нее глядел все тот же двор и все тот же маленький магазинчик в подвальчике с вывеской «Планета «Секонд хэнд».
Заступница
– Да ты не эту давай, а другую, короткую, – старуха обращалась к дыре, к лазу на потолке в сенях, где канул ее сын. Запрокинув голову и от напряженного сосредоточения раскрыв рот с редкими кривыми зубами, она на слух, по скрипу досок под осторожными шагами, определяла в каком месте чердака находится сын. Шаги потоптались на месте, удалились, вернулись и вдруг затихли.
«Как он там?» – она сглотнула слюну и чуть склонила голову в раздумье. В ответ что-то грохнуло.
«Это не доски, – рассуждала старуха, – Коромысла! Они самые! На кой сын коромысла вытащил, сам с родника возит воду на тачке, в алюминиевом бидоне, может в печке решил спалить?»
Тяжелые, с заусенцами, они грубо вырублены равнодушной мужской рукой, да так, что никакие подоткнутые тряпки, ни даже рукава истлевшего ватника не могли защитить некогда квадратные, а ныне поникшие плечи старухи.
Она закрыла рот: сухо в нем стало, совсем сухо, да и шея затекла.
– Что ты там шаришь, дурачок? А?.. Там корчага стоит, совсем чуть-чуть треснутая, смотри не разбей!
Но «там» не шарили, коромысла едва слышно уложены были обратно, и скрип досок теперь приближался к трубе. Стоя внизу в сенях, старуха почти видела ее, пронзающую скат крыши, ощущала несгибающимися сухими пальцами ее шероховатые самодельные кирпичи, скрепленные растрескавшейся глиной.
Рядом с драгоценной корчагой должны валяться старые ведра, какие без днища, а какие с днищами и даже не дырявыми, хотя и без ручек. На чердаке хранились еще мешок с тряпьем, прялки, с колесами и без них, керосинка, двуручные ржавые пилы всех мастей, два чугунных утюга и раскрытый старинный сундук, где, в изгрызанных, истерзанных крысами клочьях бумаги и полиэтилена, лежало три сокровища, три сапога: яловый, хромовый, оба левых, и один правый, но женский и резиновый. Налево от сундука – коробки со стеклянными банками, прохудившийся самовар, две трубы от него, одна прямая, другая коленом и еще много-премного всяческого добра, нажитого за трудовую жизнь не одним поколением.
Нужная доска могла лежать рядом со спутавшимися рыболовными сетями.
– Ты не провались в избу-то, как в прошлый раз!
Прошлый раз случился лет пять назад, тогда, проломив потолок, сын рухнул на кухню, увлекая за собой прогнившие деревяшки с близлежащим хламом, и, выждав паузу, получил заключительным аккордом аутентичной ребристой скалкой по голове. И, прежде чем СКАЧАТЬ