быть убеждённой, что каким-то образом сказала чистую правду, наказания я вовсе не опасалась. Быть может, боялась, что упаду в глазах мистера Фицроя? Нисколько. Я собиралась убеждать его сказать то, что я считала правдой, и ему пришлось бы постараться, чтобы убедить меня в том, во что верил он сам. Нет, я вдруг ощутила конец этой своей жизни. Не грядущую смерть, а некое полное изменение. Я обводила детскую взглядом, как бы прощаясь с каждой вещью. Не было кукол, к которым я была бы привязана, понимая, что любую из них может отобрать Джорджиана, если решит, что я недостойна владеть чем-то, что люблю. На прогулках в начале весны я выбирала несколько палочек, с которыми играла, а потом отдавала их Джосайе на сохранение или прятала под условленный куст, откуда он уже сам их забирал, чтобы снова положить их на прежнее место перед прогулкой. В конце лета я отдавала ему палочки уже навсегда и потом из окна следила, как он сжигает их вместе с осенним мусором. Эти палочки и были моими куклами, основными персонажами моих фантазий, королями и королевами прекрасных далёких стран, и, согласно словам Джосайи, души королев и королей покидали свои деревянные тела к концу лета, от чего палочки и требовалось сжечь, чтобы следующей весной найти для душ, вернувшихся вместе с перелётными птицами с юга, найти новые тела. Вот и все мои игрушки, к которым я была по-настоящему привязана. Так что я была свободна, как мало, кому выпадает в этой земной юдоли. Я могла бы хоть сейчас исчезнуть и это не изменило бы распорядок никого вокруг. Но существовала и моя привычка. Я не могла представить себе иной жизни, кроме той, какую знала. Нет, могла бы, конечно, я ведь читала Арабские сказки, моральные истории и даже, изредка, газеты, но все эти истории были такими далёкими, такими нереальными. И Лондон мне представлялся не менее волшебным сказочным местом, чем Багдад.
Я могла бы играть в любые игрушки: Элиза оставалась в постели, Джона отвезли в школу, а Джорджиане запретили подходить ко мне. Но в тот момент, когда сокровищница полностью предо мной распахнулась, все блестящие драгоценности показались мне черепками. Я подошла к окну и стала наблюдать за садом и серым небом, которое стали заволакивать тучи. Я представляла, как прекрасная женщина, вся из льда и серебра проходит мимо окна, оставив на стекле капельки слёз, которые от мороза станут жемчужинами. Медленно моё воображение придумывало для женщины дворец в холмах и некую историю о потерянном возлюбленном. Часа через два, когда возлюбленный давно соединился с Королевой Холмов и я раздумывала о сокровищах, которые разыскивали их три отпрыска, уже после того, как садовники убрали остатки снега, а воздух стал синеватым, приветствуя ранние сумерки, в детскую заглянула Сара, сказавшая, что меня следует подготовить и через четверть часа я должна быть в гостиной, где присоединюсь к обеду.
Обычно по средам мы входили в гостиную все трое: я, миссис Рид и мистер Фицрой, рассаживались и только потом начинался обед, во время которого мне следовало вести себя тихо и лишь отвечать на вопросы адвоката, которые, как правило, не менялись. В этот раз Бэсси проводила меня до низа лестницы, и дальше я шла по коридору
СКАЧАТЬ
