Живой Есенин. Антология

Чтение книги онлайн.

      Она хоть за ляжки и не хватала, но цербером была знаменитым.

      Материал для своих исторических поэм я черпал из двух-трех старых книжонок, Есенин – из академического Пушкина.

      Кроме «Истории Пугачевского бунта» и «Капитанской дочки», так почти ничего Есенин и не прочел, а когда начинала грызть совесть, успокаивал себя тем, что Покровский все равно лучше Пушкина не напишет. Меня же частенько уговаривал приналечь на «Ледяной дом».

      Я люблю есенинского «Пугачева». Есенин умудрился написать с чудесной наивностью лирического искусства суровые характеры и отнюдь не лирическую тему.

      Поэма Есенина вроде тех старинных православных иконок, на которых образописцы изображали бога отдыхающим после сотворения мира на полатях под лоскутным одеялом.

      А на полу рисовали снятые валенки. Сам же бог – рыжебородый новгородский мужик с желтыми мозолистыми пятками.

      Петр I предавал такие иконы сожжению как противные вере. Римские папы и кардиналы лучше его чувствовали искусство. На иконах в соборах Италии – святые щеголяют модами эпохи Возрождения.

      Свои поэмы по главам мы читали друзьям. Как-то собрались у нас: Коненков, Мейерхольд, Густав Шпет, Якулов. После чтения Мейерхольд стал говорить о постановке «Пугачева» и «Заговора» у себя в театре.

      – А вот художником пригласим Сергея Тимофеевича, – обратился Мейерхольд к Коненкову, – он нам здоровеннейших этаких деревянных болванов вытешет.

      У Коненкова вкось пошли глаза:

      – Кого?

      – Я говорю, Сергей Тимофеевич, вы нам болванов деревянных…

      – Болванов?

      И Коненков так стукнул о стол стаканом, что во все стороны брызнуло стекло мельчайшими брызгами.

      – Статуи… из дерева… Сергей Тимофеевич…

      – Для балагана вашего.

      Коненков встал:

      – Ну, прости, Серега… прости, Анатолий… я пойду… пойду от «болванов» подальше…

      Обиделся он смертельно.

      А Мейерхольд ничего не понимал: чем разобидел, отчего заварилась такая безладица.

      Есенин говорил:

      – Все оттого, Всеволод, что ты его не почуял… «Болваны»!.. Разве возможно!.. Ты вот бабу так нежно по брюху не гладишь, как он своих деревянных «мужичков болотных» и «стареньких старичков»… в мастерской у себя никогда не разденет их при чужом глазе… Заперемшись, холстяные чехлы снимает, как с невесты батистовую рубашечку в первую ночь… А ты – «болваны»… разве возможно!..

      Есенин нравоучил, а Якулов утешал Мейерхольда на свой якуловский неподражаемый манер:

      – Он… гхе-гхе… Азия, Всеволод, Азия… вот греческую королеву лепил… в смокинге из Афин приехал… из бородищи своей эспаньолку выкроил… ну, думаю, – европейский художник… а он… гхе-гхе… пришел раз ко мне, ну… там шампанское было, фрукты, красивые женщины… гхе-гхе… он говорит: двинем ко мне, на Пресню, здесь, гхе-гхе, скучно… чем, думаю, после архипелага СКАЧАТЬ