Идеально другие. Художники о шестидесятых. Вадим АЛЕКСЕЕВ

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ голубчик, мне так лучше видится все. Давай не будем это трогать.

      И он ночью начинал писать. В Прилуках то же самое, но там солнце садилось в одиннадцать, и работать приходилось много, до усталости.

      А мы со Зверевым вставали рано, часов в семь-восемь. Я ему говорю:

      – Коля еще не проснулся, погоди, сейчас пойдет в туалет.

      Колька идет.

      – Коль, на минуточку.

      – У меня ничего нет.

      Надоели с этим вопросом.

      – Коль, а может, немножко есть у тебя, грамм пятьдесят?

      – Володь, ну мне сейчас не до этого, я только встал, а ты про 50 грамм.

      – Ну Коль, ну налей стакан!

      – Надоели вы мне!

      Нальет – а иногда нет, «не могу, сплю, в туалете». А иногда нальет грамм сто в стакане, через дверь мне выдаст, ну я Звереву несу, он выпьет. Вот так все время соображение по поводу выпить. Это программа дня. Он закладывается довольно интересно, с такими ходами московскими – у кого, где, когда, с ночевкой. И это каждый божий день, запись идет, только когда ночевать. Денег никогда нет у Толи. Денег чтобы он дал, это очень редко. Как только деньги он получает, тут же исчезает. Приходит через два дня: «Старичок, у тебя выпить нет?» Выпить нет. Пойдем купим – у нас магазин там рядом. Если закрыто, шли в ресторан. Был болгарский ресторан на Маяковке, в отдельно стоящем здании. Вначале он был украинский, «Киев», потом стал болгарский, «София». К швейцару подходишь, даешь десятку, коньяк стоил рублей восемь, два рубля он брал себе.

      – Старик, у меня денег нету.

      – Старик, тебе вчера 500 рублей дали, куда дел!

      – Да хуй знает, куда дел, какие деньги, я не помню!

      – Да хуй ты придуриваешься, где деньги, давай снимай ботинки! Запрятал?

      – Знаешь, старик, в ботинки я не прячу, вот Димка Плавинский, тот в ботинки прячет, а я нет.

      – А куда ж деньги ты девал?

      – Старик, а какие деньги, я не помню.

      С него деньги было получить невозможно.

      – Ну, нет денег, тогда хуй с ним, у меня тоже нет.

      Проходит время:

      – Старик, я тут нашел, за подкладкой рваные валяются, три десятки.

      – Ну, вот видишь, нашел, ну тогда идем.

      Он один боялся, чтоб не забрали. Идешь к ресторану, берешь три бутылки коньяка. Тут уже все хорошо, тепло! Чего-то я готовил, суп, картошку пожарим, колбасятину, ну как обычно. А дальше начинались разговоры. Часто бывало о художниках. Он никогда плохо ни о ком не говорил. Никогда. Единственное, о ком он мог даже вспылить иногда, – это Яковлев. Я думаю, это единственный художник, к которому он как-то ревновал. Чувствовал, что-то есть в этом Яковлеве, чего ни у кого нет, какая-то другая природа сумасшедших. Такой же, как и он. Хотя психопатии у них разные были. Показывал работы – вижу, бесится. А я продавал работы пачками, всем помогал, себе ничего не брал. Иностранцев у меня много было в общении, кто приедет – вот Зверев, Яковлев, мои работы, Плавинский иногда оставлял, но реже.

      И вот я ему Яковлева СКАЧАТЬ