Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

Чтение книги онлайн.

      – С Богом! – сказал Богдан, первым садясь за стол.

      13

      Остров Томаковка был похож на перекати-поле. Весь пушистый от леса и кустарника, а темечко словно саблей выбрили. Отсюда, с верхней точки, Днепр был виден от Хортицы до острова Товала.

      На полянах лежал снег, берега обросли льдом. Днепр, сражаясь с морозом, взламывал тонкий ночной лед и тащил его вместе с мокрым снегом в море.

      Снег все падал, вода в реке тяжелела, замедляла бег…

      В небе засияли синие луговины, но снежинки летели неведомо откуда, и Тимош радовался: снегу, солнцу, зиме, воле. Наконец-то пришел его час казаковать!

      Опершись рукой на саблю, парубок стоял над Днепром и чувствовал себя хозяином: снега, солнца, зимы и себя самого.

      Вдруг подумал: «Хорошо, что здесь нет Карыха и всей его ватаги».

      Среди парубков Тимош оставался все еще нововыборным, а ему хотелось верховодить, быть «березой», только куда ему до Карыха.

      Тимош не умел быть веселым. Он родился и на слово и на руку тяжелым, поглядит – тоже не обрадуешься. Жизнь для него была серьезным делом, хотя он видел, что легче живется тем, кто умел веселить и себя, и других. Дивчины серьезных не жалуют, не балуют, но про то парубок не горевал: горевал про другое – друзей у него закадычных, неразливных не было. Вернее, был, да не казак – татарчонок.

      Тимош поглядел на солнце и спохватился, как бы казаки без обеда его не оставили. Побежал с горы. Тропинка была лихая: в гору – круто, с горы – страшно. Только Тимош ничего не боялся. Подумал о том, что ничего-то не боится, поскользнулся, поехал вниз на спине, и в тот же миг вонзилась в сосну, дрожа звенящим тельцем, стрела. Тимош успел прикинуть: метили низко, в живот – и, резко крутанувшись, покатился к песчаному оползню, ухнул с пятиметровой высоты, вскочил, кинулся за деревья, побежал, петляя. Бежал до куреня. И только у дверей остановился отдышаться.

      Отец встретил его взглядом тяжелым, как обух.

      – Ешь и садись писать!

      Тимош, красный от бега, сел за стол, взял кусок осетрины, следя за своими руками. Руки не дрожали. Тимош, довольный, улыбнулся: не больно-то его напугала чудом миновавшая смерть.

      И голод не пропал: взял кусище фунта на три. Жадно и быстро съел, пошел на улицу оттирать снегом жирные от осетрины руки.

      Казаки убрали стол, вымыли и вытерли его досуха. За письма Богдан усадил всех, знавших грамоту.

      – А за работу будет? – спросил Федор Коробка, играя глазами и поглаживая твердый, как кость, кадык.

      Богдан гневно сдвинул брови и… улыбнулся.

      – Пером скрести – не саблей махать. Черт с вами, ставлю два ведра!

      – Молодец, атаман! – Федор Коробка хлопнул Богдана по плечу.

      – Сначала дело сделай! – оборвал весельчака Хмельницкий, раздавая семерым писцам листы бумаги.

      Федор Коробка обмакнул перо в чернила, но вдруг так и подскочил:

      – Атаман! А где же у тебя вино? Это после победы, что ли, поставишь? На паперти киевской Софии?

СКАЧАТЬ