Nature Morte. Строй произведения и литература Н. Гоголя. Валерий Подорога

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ это открытие особо звучащей реальности, которая лишь ими может быть представлена. Между словечком в момент произнесения и значением, которым оно могло быть наделено, – неснимаемое противоречие. Обычно, когда мы говорим, то совершенно спонтанно, автоматически применяем слова в ситуации, имеющей известный смысл. Значение произносимого не имеет отношения к тому, как то или иное слово произносится. В древних культурных слоях языка между произносимым и тем, что произносится, нет преград. Позднее, в более развитых обществах произнесение подчиняется культурному стандарту литературного языка. Напротив, гоголевское словечко лишено смысла, и тот, кто его произносит, не в силах отправить его другому (хотя бы в виде сообщения), оно не отсылаемо к контексту или среде, оно принадлежит лишь тому телу (неважно, индивидуальному или коллективному!), которое его пытается выразить в неповторимом и единственном произнесении. Словечко – это «плоть от плоти» произносящего тела. Действительно, за каждым из словечек скрывается движение, которое может совершить особое тело, сверхтело, или пред-тело, не человеческое, а акустическое. Словечко у Гоголя – настоящая обманка; оно имеет множество ложных обертонов претворения: этнический, диалектный, технологический, профессиональный, мифический, зооморфный и т. п. Не забыть бы здесь о секретных словечках, частом использовании скатологически активной лексики в переписке с ближайшими друзьями, а словечки из итальянского языка, которые, как мне представляется, относятся к пищевому коду и, следовательно, примыкают к физиологии скуки и юмора[71]. Язык словечек противостоит правилам придворно-светской беседы, дружеской речи, всей патетике риторического жеста, сопровождающей духовные поучения и назидания, к которым в поздние годы Гоголь все чаще прибегает.

      Посмотрим вновь на приведенный выше фрагмент из «Всякой всячины». С одной стороны, расположенные в ряд словечки (в основном, это глаголы, обозначающие определенный вид движения). С другой – пояснение, небольшой комментарий, указывающий на телесную (или мимическую) возможность, которая этим глаголом якобы представляется. Но когда вы вдумаетесь в эти пояснения и начнете учитывать все обстоятельства, предшествующие комментарию, вы сразу же убедитесь в том, что автор не понимает смысла многих корневых форм. И это более чем странно, ведь он настаивает на правоте своего толкования, отменяя очевиднейшую оматопоэтическую связь слова с образом (о которой хорошо знает и прекрасно пользуется в других контекстах). Можно повторять один и тот же вопрос: почему наян – «назойливый человек», а прокурат – это «проказник», а воскрица – «малого роста, ловкая, бойкая женщина»? Повторять вопросы, но так и не найти ответ. Приписывать Гоголю некомпетентность в вопросах языка тоже не выход. Скорее другое: он видел в «старых непонятных словах» образы (в подавляющем числе телесные, психомоторные), которые в современном литературном опыте могут обрести подлинный смысл. Как они звучат, как они слышатся сегодня, то они и означают; так присущая им избыточная миметическая энергия выплескивается СКАЧАТЬ