На раскалённых подмостках истории. Сцена, трибуна и улица Парижа от падения Бастилии до Наполеона (1789—1799). Очерки. Георгий Зингер

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ этот закон, что не были смущены даже временем суток: глубокой ночью в тридцати четырёх пунктах города, на больших площадях и рынках, раздались барабанная дробь и звуки труб. Под этот внушительный аккомпанемент закон был громогласно объявлен королевскими глашатаями в торжественном облачении по полной форме: «в церемониальных камзолах, мантиях, шляпах и перчатках». Глашатаев сопровождал военный эскорт из кавалеристов и пехотинцев гвардии. Тотчас над Ратушей вывесили красный флаг. Он служил тогда знаком военного положения, и появление его значило, что войскам дан приказ стрелять без предупреждения.

      Кого же так испугались отцы города? Пуще всего собственных защитников – национальной гвардии. По старому опыту, ещё на примере королевских гвардейцев, они убедились, что войска, выполняющие полицейские обязанности в большом городе, слишком близко сходятся с населением и легко способны перейти на его сторону. Это и произойдёт менее чем через два года.

      Национальное Законодательное собрание тоже перебралось вслед за королём в столицу. Для его заседаний долго искали место и наконец определили ему весьма неудобное помещение в Манеже у дворца Тюильри. В зале Манежа, тесном, высоком и длинном, как плотницкий ящик, трибуна располагалась слишком близко от скамей депутатов и мест для публики, так что и те и другие могли свободно перебивать оратора. Возникали импровизированные диалоги, к которым мало кто оказывался подготовленным: речи все читали по писанному. Даже «львиный рёв колоссального Мирабо» мог показаться таковым Пушкину лишь потому, что впечатлительный поэт не слушал въяве знаменитого льва революции, который произносил свои филиппики против знати монотонным голосом, не отрывая глаз от листа бумаги.

      Мирабо (С портрета Фр. Лонсена 1790 года)

      Вообще мужи совета держались в Собрании с безмятежным достоинством; громы и молнии, кои они метали с высоты трибуны, шли от головы и должны были произвести потрясение тоже в головах, а отнюдь не в сердцах слушателей, таких же ценителей-стилистов, восхищённых изысканным изяществом метафор и сравнений. Правда, многоглагольные фигуры речи порой перемежались отточенными афоризмами, которые подхватывались аудиторией и проникали в менее рафинированные и более горячие слои общества. Там они пользовались успехом, превращаясь в то, что теперь бы назвали политическими лозунгами. Собрание подобных цитат действительно казалось львиным рёвом колосса, но в речах они бывали сильно разбавлены закруглёнными периодами, составленными в тиши кабинетов секретарями, преданно хранившими свою анонимность. (Секретарь Мирабо даже не пережил своего кумира: покончил с собой, не вынеся одного лишь подозрения, что он мог способствовать его смерти, ибо прошел слух, что великий оратор был отравлен).

      После переезда из отдалённого Версаля в центр Парижа заседания приобрели налёт СКАЧАТЬ