Копи царя Соломона. Владимир Лорченков

Чтение книги онлайн.

      Задний шумовой фон – слабые крики девушки. Ну, той, которая дрочит, – крики слабо слышны во дворе.

      – Что это там у вас? – недоуменно говорит Митя.

      – Надька Шмейрзон… та, что… Цилина дочка, – говорит Арон медленно.

      – Поздний ребенок, – говорит он.

      – Дурочка она, дрочит, не стесняется, – говорит он.

      – Не работает, не делает ни хера, целыми днями на подоконнике сидит да мужиков поджидает, – говорит он.

      – То дрочит, то в истериках, – говорит он.

      – Девять абортов уже черт знает от кого, – говорит он.

      – Больная… – говорит он.

      – Мать мучается, а в дурку не сдает, – говорит он.

      – Говорит, жалко, – говорит он.

      Потом вдруг плачет. Рыдает. Видно, что ему сейчас жалко и Цилю, и Надю, и себя… Горе вообще облагораживает…

      Тишина. Стоны – очень отдаленно – девушки. Мужчины молчат, на всех маски, хотя, совершенно очевидно, Арон их всех знает. Наконец громила прерывает молчание.

      – Арон, мы не фашисты, – говорит он.

      – Фашист – это тот, кто плюнул на свой народ, – говорит он.

      – …и отказался жертвовать своим отпуском ради того, чтобы найти денег для репатриации сотен тысяч семей, – говорит он.

      – Знаю я вас, жлобы, – говорит Арон.

      – Все себе хапнете, – говорит он.

      – ОБХСС по вам всем плачет, – говорит он.

      – Арон, ты не прав, – говорит Митя.

      – Чем вам здесь плохо? – говорит Арон.

      – Мы здесь такие же граждане, как и другие люди, – говорит он.

      – Евреи везде, – говорит он.

      – …даже Менделеев был еврей! – говорит он.

      – Сын портного Менделя, а фамилию переделал, – говорит он.

      – Вот видишь, – говорит мягко громила.

      – Переделал фамилию… – говорит он.

      – Налицо ущемление прав, – говорит он.

      – Яков, если нам разрешают даже открывать таблицу Менделеева, то о каких ущемлениях мы можем говор… – говорит Арон.

      – Мы не можем быть спокойны, пока у нас нет своей страны, – говорит Копанский.

      – Она у нас уже больше десяти лет есть и что? – говорит Арон.

      – В конце концов, это ваше лично дело, эти сокровища долбаные, – говорит он.

      И снова начинает плакать. Потому что прекрасно понимает, что это и его дело, которое таким быть очень скоро перестанет. Потому что он сам очень скоро перестанет быть.

      – О-о-о-о-о… – раздается стон издалека.

      Мужчины качают головами.

      – Арон, тут все дело в том, что… – говорит один из них

      – Мы не можем быть уверены в конфиденциальности… – говорит кто-то.

      – Слово коммуниста! – восклицает Арон так же живо и с такой же глупой и идиотской надеждой, что и жертвы процессов 30-х годов.

СКАЧАТЬ