Жизнь и судьба. Василий Гроссман

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ но и драли, меня по крайней мере.

      Гетманов проговорил:

      – Вспомнил я, как покойный отец в пятнадцатом году на войну шел. Не шутите, он у меня до унтер-офицера дослужился, два Георгия имел. Мать собирала его: положила в мешок портянки, фуфайку, яичек крутых положила, хлебца, а мы с сестрой лежим на нарах и смотрим, как он на рассвете сидит в последний раз за столом. Наносил в кадушку, что в сенях стояла, воды, дров нарубил. Мать все вспоминала потом.

      Он посмотрел на часы и сказал:

      – Ого…

      – Значит, завтра, – сказал Сагайдак и поднялся.

      – В семь часов самолет.

      – С гражданского? – спросил Мащук.

      Гетманов кивнул.

      – Это лучше, – сказал Николай Терентьевич и тоже поднялся, – а то до военного пятнадцать километров.

      – Какое это может иметь значение для солдата, – сказал Гетманов.

      Они стали прощаться, снова зашумели, засмеялись, обнялись, а уж в коридоре, когда гости стояли в пальто и шапках, Гетманов проговорил:

      – Ко всему солдат может привыкнуть, солдат дымом греется, солдат шилом бреется. Но вот жить в разлуке с детьми, к этому солдат привыкнуть не может.

      И по голосу его, по выражению лица, по тому, как смотрели на него уходившие, видно было, что тут уж не шутят.

      22

      Ночью Дементий Трифонович, одетый в военную форму, писал, сидя за столом. Жена в халате сидела подле него, следила за его рукой. Он сложил письмо и сказал:

      – Это заведующему крайздравом, если понадобится тебе спецлечение и выезд на консультацию. Пропуск брат тебе устроит, а он только даст направление.

      – А доверенность на получение лимита ты написал? – спросила жена.

      – Это не нужно, – ответил он, – позвони управляющему делами в обком, а еще лучше прямо самому Пузиченко, он сделает.

      Он перебрал пачку написанных писем, доверенностей, записок и сказал:

      – Ну, как будто все.

      Они помолчали.

      – Боюсь я за тебя, мой коханый, – сказала она. – Ведь на войну идешь.

      Он встал, проговорил:

      – Береги себя, детей береги. Коньяк в чемодан положила?

      Она сказала:

      – Положила, положила. Помнишь, года два назад ты так же на рассвете дописывал мне доверенности, улетал в Кисловодск?

      – Теперь в Кисловодске немцы, – сказал он.

      Гетманов прошелся по комнате, прислушался:

      – Спят?

      – Конечно, спят, – сказала Галина Терентьевна.

      Они прошли в комнату к детям. Странно было, как эти две полные, массивные фигуры бесшумно движутся в полутьме. На белом полотне подушек темнели головы спящих детей… Гетманов вслушивался в их дыхание.

      Он прижал ладонь к груди, чтобы не потревожить спящих гулкими ударами сердца. Здесь, в полумраке, он ощущал щемящее и пронзительное чувство нежности, тревоги, жалости к детям. СКАЧАТЬ