Помпадуры и помпадурши. Михаил Салтыков-Щедрин

Чтение книги онлайн.

      – Я, сударыня, еще сегодня имел счастье докладывать…

      Полициймейстер вздохнул.

      – Что же? – вступился Бламанже.

      – А что ж, говорят, коли оне хотят противодействовать, так и пускай!.. Нехорошо это, Надежда Петровна! Бог с вас за это спросит! так-то-с!

      Но она все молчала и, казалось, в глазах смотрящего на нее помпадура почерпала все большую и большую душевную твердость.

      «Нашалил – и уехал!» – думалось ей.

      – Вот то-то оно и есть-с! – продолжал полициймейстер, как бы предвосхищая ее мысль, – они-то уехали, а мы вот тут отдувайся-с!

      – Я постоянно ей это твержу! – оправдывался Бламанже, – и не я один – все общество!

      Но Надежда Петровна уже не слушала более. Она вскочила с места и, как раненая тигрица, устремилась на полициймейстера.

      – Так вы забыли, кто меня любил? – вскрикнула она на него, – а я… я помню! я все помню!

      И с этим словом она величественно удалилась из комнаты.

      Попытки, однако, этим не ограничились. Чаще и чаще начали навещать Надежду Петровну городские дамы, и всякая непременно заводила речь об новом помпадуре. Некоторые говорили даже, что он начинает приударять.

      – Как жаль, что около него нет… vous savez?[14] – прибавляла при этом какая-нибудь сердобольная дамочка.

      – Нет, не знаю! – отвечала Надежда Петровна с изумительным равнодушием.

      – Ну, этого… как это лучше выразить… руководящего…

      – А!

      Наступила эпоха обедов и балов. Надежда Петровна все крепилась и не спускала глаз с портрета старого помпадура. В городе стали рассказывать друг другу по секрету, что она надела на себя вериги.

      – Mais, enfin, cela commence а devenir ridicule, ma chère![15] – говорили ей подруги, приглашая принять участие в общественных торжествах.

      – Вы не знаете, mesdames, кто меня любил! – был ее обыкновенный ответ на эти приставанья, – а я… я знаю! О! я очень-очень много знаю!

      – Все это так… c’est sublime, il n’y a rien а dire![16] но все же… всему есть наконец мера!

      – Вот так-то я с ней каждый божий день бьюсь! – вступался при этом надворный советник Бламанже, который в последнее время истаял как свечка.

      В сущности, однако ж, сердце ее мало-помалу подавалось. Она начинала уже анализировать физиономию старого помпадура и находила, что у него нос…

      – Ax, ma chère,[17] посмотрите, какой у него уморительный нос! – говорила она Ольге Семеновне.

      – Я удивляюсь, как вы прежде этого не заметили, – отвечала госпожа Проходимцева, которая и с своей стороны употребляла все усилия, чтобы заставить Надежду Петровну позабыть о прошедшем. – Да и губы-то не больно мудрящие!

      И вот, однажды, она рискнула даже взглянуть в окошко… О, ужас! она увидела нового помпадура, который шел по улице, мурлыкая себе под нос: