Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество. Игорь Евгеньевич Кокарев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ машина распахнёт дверцу, и начнётся такая жизнь, которой ты и не видывал, комсомолец: ноги целуют, магазины, рестораны, отели, курорт круглый год. Дай же хоть чуть – чуть пожить, уходи, не терзай душу!

      И умолкну я после этих слов, сникнет пафос строителя коммунизма перед голой, бесхитростной правдой ее жизни. В камере предварительного заключения, где она будет ждать отправки в детдом, мы встретимся еще раз. Я приеду, и она уткнется носом мне в грудь и тихо заплачет. И все. Больше я ее не увижу. Никогда.

      В нашем кругу выделялась изящная хрупкая Ира Макарова. Утончённая выпускница ленинградской Академии живописи, она поливала советский официоз изобретательным матом и с неподражаемым сарказмом издевалась над моей общественной активностью. Но наградила почему-то именем скульптора, ювелира и скандалиста эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини. Ей видней. Жалко, пропал тот свиток, стихи, написанные ею гомеровским гекзаметром ко дню рождения, истлели где-то в схроне. Куда сложил я самые дорогие свои вещи перед исходом из отчего дома сначала в плавание, потом в казахские степи, так и не вспомню.

      Ира водила дружбу с поэтами и художниками. Художники Олег Соколов, Юрий Егоров, Саша Онуфриев, поэты Юрий Михалик, Леня Мак – где-то рядом существовал опасный мир инакомыслящих, к которым тянуло любопытного комсомольца. Мак, культурист, увалень и философствующий поэт, был мне ближе всех. Но был он другим. Писал непонятные стихи: «…и тихо – тихо куришь в отдушину чужой души…» Плевался при слове комсомол. В споры не вступал, просто читал свои печальные стихи. Тихим был. Но однажды на улице двое пристали к женщине. Он взял обоих за шиворот, легко приподнял и свел лбами. Аккуратно положил обмякшие тела на тротуар, и мы пошли, куда шли. Учился Лёня в политехе, где папа его кафедрой заведовал. Да не доучился. Стихи оказались важней.

      В конце концов, поссорился с родителями и укатил в Ленинград. К какому – то неизвестному мне тогда Бродскому. Читал на прощанье, закрыв глаза, его стихи, от которых сладко ныло сердце:

      Мимо ристалищ, капищ,

      мимо храмов и баров,

      мимо шикарных кладбищ,

      мимо больших базаров,

      мира и горя мимо,

      мимо Мекки и Рима,

      синим солнцем палимы,

      идут по земле пилигримы…

      В Питере нанялся он в экспедицию на Памир, тюки таскать за академиком. Потому что был он качком бугристым. Недаром днем и ночью молот метал на пустыре за нашей школой. Сила его не раз выручала. Тогда в горах попала экспедиция в снежный завал. Двое суток отогревал своей огромной массой тщедушного академика и еще снег руками раскапывал. Вытащил – таки! Академик его потом не отпустил, перевел к себе на океанографический. Брал в кругостветку в морскую экспедицию. Тут его и тормознули органы, ясное дело, по пятому пункту. Кому ясно, а ему нет. Тут и академик не сумел помочь, хотя и ходил Леня в женихах его дочери. СКАЧАТЬ