Мне нужно то, чего нет на свете. Живые лица. Петербургские дневники. Зинаида Николаевна Гиппиус

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и затем все издание, целиком, кому-то продано, – впрочем, книгу свободно можно было доставать везде, пока существовали книжные магазины. Очень скоро ее стали рекомендовать как «запрещенную».

      Упоминаю об этом вот почему.

      Эту новую беленькую книжечку, с такими определенными стихами против «друзей» Блока, – трудно было удержаться не послать Блоку. Я думаю, все-таки упрямое неверье было, все-таки! что большевики – друзья Блока. Ведь это же с ума сойти!

      Одна из моих юных приятельниц – много у меня еще оставалось дружеской молодежи, честной, – вызвалась книжку Блоку отнести. Письма не было, только на первой странице – стихотворение, ему посвященное: «Все это было, кажется, в последний – в последний вечер, в вешний час…» – «…Душа твоя невинна. Я не прощу ей никогда».

      Немного упрекала меня совесть… «Не прощу», – а книгу все-таки посылаю? На что-то надеюсь? На что?

      После ответа Блока уж и надеяться стало как будто не на что.

      Тоненькие сырые книжки… Поэма «Двенадцать», конечно, и стихотворение «Скифы». Тут же и предисловие Иванова-Разумника, издателя… Лучше не говорить о нем. На одной из книжечек – стихотворение Блока, написанное прямо мне. Лучше не говорить и о нем. Я его не помню, помню только, что никогда Блок таких пошлостей не писал. Было как-то, что каждому своя судьба (или вроде), – «…вам – зеленоглазою наядой плескаться у ирландских скал» (?), «мне» – (не помню что) и «петь Интернационал»…

      Нет, кончено, кончено, прячу брошюрки без возврата, довольно, взорваны мосты…

      И еще прошли месяцы – как годы.

29

      Я в трамвае, идущем с Невского по Садовой. Трамваи пока есть, остального почти ничего нет. Давно нет никаких, кроме казенных, газет. Журналов и книг нет вообще. Гладко.

      Нравственная и физическая тяжесть так растет грозно, что мимо воли тянешься прочь, вон из Петербурга, в ту Россию, где нет большевиков. Верится: уже нет. (А если – еще нет?)

      Все равно, мечта – повелительная – не дает покоя, тянет на свободу.

      День осенний, довольно солнечный. Я еду с одной моей юной приятельницей – к другой: эта другая – именинница, сегодня 17 сентября по старому стилю.

      Мы сидим с Ш. рядом, лицом к заколоченному Гостиному двору. Трамвай наполняется, на Сенной уже стоят в проходах.

      Первый, кто вошел и стал в проходе, как раз около меня, вдруг говорит:

      – Здравствуйте.

      Этот голос ни с чьим не смешаешь. Подымаю глаза. Блок.

      Лицо под фуражкой какой-то (именно фуражка была – не шляпа), длинное, сохлое, желтое, темное.

      – Подадите ли вы мне руку?

      Медленные слова, так же с усилием произносимы, такие же тяжелые.

      Я протягиваю ему руку и говорю:

      – Лично – да. Только лично. Не общественно.

      Он целует руку. И, помолчав:

      – Благодарю вас.

      Еще помолчав:

      – Вы, СКАЧАТЬ